Выпусти птицу!

Троянского коня.

Ваш враг – резец и кельма.

И выжженные очи,

Как

Клейма,

Горели среди ночи.

Вас мое слово судит.

Да будет срам,

Да

Будет

Проклятье вам!

I

Жил-был царь.

У царя был двор,

На дворе был кол.

На колу

не мочало –

Человека мотало!

Хвор царь, хром царь,

А у самых хором

Ходит вор и бунтарь.

Не туга мошна,

Да рука мощна!

Он деревни мутит.

Он царевне свистит.

И ударил жезлом,

и велел государь,

Чтоб на площади главной

Из цветных терракот

Храм стоял семиглавый –

Семиглавый дракон.

Чтоб царя сторожил,

Чтоб народ страшил.

II

Их было смелых – семеро,

Их было сильных – семеро,

Наверно, с моря синего

Или откуда с севера,

Где Ладога, луга,

Где радуга-дуга.

Они ложили кладку

Вдоль белых берегов,

Чтоб взвились,

точно радуга,

Семь разных городов.

Как флаги корабельные,

Как песни коробейные.

Один –

червонный, башенный,

Разбойный,

бесшабашный.

Другой – чтобы, как девица,

Был белогруд, высок.

А третий –

точно деревце,

Зеленый городок!

Узорные, кирпичные,

Цветите по холмам…

Их привели опричники,

Чтобы построить храм.

III

Кудри-стружки,

Руки – на рубанки.

Яростные, русские

Красные рубахи.

Очи, – ой, отчаянны!..

При подобной силе –

Как бы вы нечаянно

Царство не спалили!..

Бросьте, дети бисовы,

Кельмы и резцы!

Не мечите бисером

Изразцы.

IV

Не памяти юродивой

Вы возводили храм,

А богу плодородия,

Его земным дарам.

Здесь купола – кокосы,

И тыквы – купола.

И бирюза кокошников

Окошки оплела.

Сквозь кожуру мишурную

Глядело с завитков,

Что чудилось Мичурину

Шестнадцатых веков.

Диковины кочанные,

Их буйные листы,

Кочевников колчаны

И кочетов хвосты.

И башенки буравами

Взвивались по бокам,

И купола булавами

Грозили облакам!

И москвичи молились

Столь дерзкому труду –

Арбузу и маису

В чудовищном саду.

V

Взглянув на главы-шлемы,

Боярин рек:

– У, шельмы, –

В бараний рог!

Сплошные перламутры –

Сойдешь с ума!

Уж больно баламутны

Их сурик и сурьма…

Купец галантный,

Куль голландский,

Шипел: – Ишь, надругательство,

Хула и украшательство.

Нашел уж царь работничков –

Смутьянов и разбойничков!

У них не кисти,

А кистени.

Семь городов, антихристы,

Задумали они.

Им наша жизнь – кабальная,

Им Русь – не мать!

…А младший у кабатчика

Все похвалялся, тать,

Как в ночь перед заутреней,

Охальник и бахвал,

Царевне

Целомудренной

Он груди целовал…

И дьяки присные,

Как крысы по углам,

В ладони прыснули:

– Не храм, а срам!..

…А храм пылал в полнеба,

Как лозунг к мятежам,

Как пламя гнева –

Крамольный храм!

От страха дьякон пятился,

В сундук купчина прятался.

А немец, как козел,

Скакал, задрав камзол.

Уж как ты зол,

Храм антихристовый!..

А мужик стоял да посвистывал,

Все посвистывал, да поглядывал,

Да топор рукой все поглаживал…

VI

Холод, хохот, конский топот

да собачий звонкий лай.

Мы, как дьяволы, работали,

а сегодня – пей, гуляй!

Гуляй!..

Девкам юбки заголяй!

Эх, на синих, на глазурных

да на огненных санях…

Купола горят глазуньями

на распахнутых снегах.

Ах!

Только губы на губах!

Мимо ярмарок, где ярки яйца, кружки, караси.

По соборной, по собольей,

по оборванной Руси –

Эх, еси! –

Только ноги уноси!

Завтра новый день рабочий

грянет в тысячу ладов,

Ой вы, плотнички, пилите

тес для новых городов.

Го-ро-дов?

Может, лучше для гробов?..

VII

Тюремные стены.

И нем рассвет.

И где поэма?

Поэмы – нет.

Была в семь глав она –

Как храм в семь глав.

А нынче безгласна –

Как лик без глаз.

Она у плахи.

Стоит в ночи.

. . . . . . . .

И руки о рубахи

Отерли палачи.

РЕКВИЕМ

Вам сваи не бить, не гулять по лугам.

Не быть, не быть, не быть городам!

Узорчатым башням в тумане не плыть.

Ни солнцу, ни пашням, ни соснам – не быть!

Ни белым, ни синим – не быть, не бывать,

И выйдет насильник губить-убивать.

И женщины будут в оврагах рожать,

И кони без всадников – мчаться и ржать.

Сквозь белый фундамент трава прорастет.

И мрак, словно мамонт, на землю сойдет.

Растерзанным бабам на площади выть.

Ни белым, ни синим, ни прочим – не быть!

Ни в снах, ни воочию – нигде, никогда…

Врете,

сволочи,

Будут города!

Над ширью вселенской

В лесах золотых

Я,

Вознесенский,

Воздвигну их!

Я – парень с Калужской,

Я явно не промах.

В фуфайке колючей,

С хрустящим дипломом.

Я той же артели,

Что семь мастеров.

Бушуйте в артериях,

Двадцать веков!

Я тысячерукий –

руками вашими,

Я тысячеокий –

очами вашими.

Я осуществляю в стекле и металле,

О чем вы мечтали,

о чем – не мечтали…

Я со скамьи студенческой

Мечтаю, чтобы здания

Ракетой

стоступенчатой

Взвивались в мирозданье!

И завтра ночью тряскою

В 0,45

Я еду Братскую

Осуществлять!..

…А вслед мне из ночи

Окон и бойниц

Уставились очи

Безглазых глазниц.

Лонжюмо

^(Поэма)

АВИАВСТУПЛЕНИЕ

^{Посвящается слушателям}

^{школы Ленина в Лонжюмо}

Вступаю в поэму, как в новую пору вступают.

Работают поршни,

соседи в ремнях засыпают.

Ночной папироской

летят телецентры за Муром.

Есть много вопросов.

Давай с тобой, Время,

покурим.

Прикинем итоги.

Светло и прощально

горящие годы, как крылья, летят за плечами.

И мы понимаем, что канули наши кануны,

что мы, да и спутницы наши, –

не юны,

что нас провожают и машут лукаво

кто маминым шарфом, а кто –

кулаками…

Земля,

ты нас взглядом апрельским проводишь,

лежишь на спине, по-ночному безмолвная.

По гаснущим рельсам

бежит паровозик,

как будто

сдвигают

застежку на «молнии».

Россия любимая, с этим не шутят.