Выше только звезды

Молоденькая официантка, пухленькая и хорошенькая, разносила мороженое. Полгода назад она заменила другую официантку и очень старалась. Работа ей нравилась. Она тоже была в курсе жизни тех, кого обслуживала, и старалась побольше крутиться около Роберта, который ушел от жены, но пока что жил один. «Если год живет один и не сходится с матерью девочки, значит, что-то у них не ладится, — думала она. — И значит, я имею шанс».

Она принесла мороженое Роберту и девочке и, улыбаясь, остановилась рядом. «Вот старые трещотки», — обругала она мысленно старушек, чей чрезмерно громкий шепот наверняка доносился до края стола, где сидел этот мужчина. Ей было наплевать на то, что они говорят. Ее беспокоило лишь то, что он их слышит, а значит, разозлится и ему уже будет не до ее прелестей. Ему и точно было не до нее. Девочка, которая тоже все слышала, хмурилась. Он, улыбаясь, протянул ей мороженое, но она резким движением оттолкнула вазочку, отчего содержимое вывалилось на его красивый серый костюм. Наблюдающая сцену Лолита ахнула. Эта девочка так обращалась с ее отцом! Ей очень хотелось, чтобы он за это закричал на нее или прогнал, но он лишь невозмутимо улыбнулся и что-то сказал официантке. Та стремительно убежала и вернулась через несколько секунд с новой вазочкой. Отец просто поставил ее на стол, не протягивая этой нахалке, а потом встал и вышел из зала. Девочка, проводив его взглядом, нагло усмехнулась и принялась за мороженое. Лолита тоже встала и отправилась ждать отца, скрывшегося за дверью мужского туалета. Она хотела сказать ему, что по-прежнему любит его. И узнать, почему он ее разлюбил. И еще сказать, что никогда не станет бросать в него мороженым, если он вернется к ней, потому что она гораздо лучше, чем эта девчонка.

Роберт подошел к раковине и включил воду, чтобы отчистить костюм. Из курилки доносились голоса его друзей.

— Это совершенно точно, Виктор, — говорил Владимир. — Он маньяк. Посмотри, все сходится. На матери девочки он не женился, если купил себе отдельную квартиру и живет один. Ты уверяешь, что он к ней приходит. Но это наверняка для отвода глаз. Ему нужна только девочка. А она, видимо, вертит им, как хочет, потому что он боится ее. Ведь если она расскажет кому-нибудь, он окажется либо в тюрьме лет на пять, либо в психиатричке. А знаешь, год назад он спрашивал, не знаю ли я хорошего психиатра. Значит, сам понимает, что болен. А может, это ему нужно как прикрытие в случае, если девочка вздумает поделиться с подружками. Лучше ведь отлежаться в больнице, чем отсидеть в тюрьме. Диагноз все же лучше судимости.

— У тебя бурная писательская фантазия, — засмеялся Виктор. — Привык писать романы. В жизни-то все проще. Он любит ее мать, вот и возится с девочкой, чтобы та к нему привыкла. Семья без проблем. Как и я мечтал когда-то. Девочке ведь около четырнадцати лет.

— Нет, уверяю тебя, она его любовница, — сказал Владимир. — Думаешь, такое только в романах бывает, а в жизни нет?

— В жизни разное бывает, — опять засмеялся Виктор. — Но ты не прав.

— Он, между прочим, всегда любил Набокова и даже дочь Лолитой назвал, — не унимался Владимир. — И Роксану бросил, как только она располнела и перестала быть похожей на… — Он замолчал, густо покраснев, потому что увидел стремительно приближающегося Роберта.

«Разболтался, как старая сплетница», — обругал он себя. Все думают так же, как он, и Виктор не исключение, но у того хватает ума держать язык за зубами. Он с тоской готовился получить по морде, понимая, что Виктор ему не помощник. Не с его хилыми мускулами связываться с Робертом. А у него самого вряд ли хватит сил долго противостоять Роберту. Он с ужасом смотрел на огромные сжатые кулаки.

— Роберт, мордобой — не средство объяснения, — неожиданно дорогу разъяренному Роберту перегородил Виктор.

К удивлению Владимира, Роберт остановился и, выдав в адрес Владимира и всего бомонда длинную непечатную фразу, которую тот меньше всего ожидал от него услышать, вышел. Постоять за себя Роберт мог, но так материться… Владимир механически перевел его слова на литературный русский и, несмотря на только что пережитый страх, засмеялся. На порядочном языке она звучала очень забавно из-за обилия упоминания мужских и женских гениталий и уверений, что он имел половую связь с его матерью и всеми обитателями бомонда. Владимир достал блокнот и стал все еще дрожащей рукой записывать сказанное Робертом, переводя фразу обратно на жаргон, чтобы при случае втиснуть ее в роман. Потом, засунув блокнот и ручку в карман, он бросился благодарить Виктора за спасение, впервые за все время их знакомства испытывая к нему теплые чувства.