В старших классах у него было много знакомых ребят, которые серьезно подсели на тяжелые наркотики. А в десятом классе, и об этом ему, вообще-то, не очень приятно вспоминать, девочка, которая иногда списывала у него задания по английскому, как же ее звали… уж такая скромняга, что ему вечно было совестно… Черил ее звали, вот как, – и однажды, примерно за неделю до конца учебного года, она заперлась в кабинке туалета и попыталась утопиться в унитазе. Он услышал крики и увидел девчонку в коридоре, которая дико, истерически хохотала, а потом пронесли согнутую в три погибели Черил, с волос ее капала розоватая вода, и она кричала пронзительным тонким голосом, а он и другие ребята стояли вокруг и смотрели, а кто-то взбегал по лестнице, чтобы поглядеть. Никто потом не знал, как говорить об этом, никто из тех, кто слышал, как она кричала. Это был самый страшный случай такого рода в его жизни. С другой стороны, работая в бакалее, он видел множество странных людей, ругательски ругающих ни в чем не повинные грибы, или психов вроде магазинного воришки, пытавшегося откупиться, или того парня, который замахнулся на Донну ножом, когда та отказалась принять от него в уплату чек без удостоверения личности; и вообще, бывает много людей, которые, наверно, преследуют какие-то свои, вполне конкретные цели, а другим кажется, что они занимаются полной чушью – например, покупают четыре дюжины аэрозоля от гусениц и огромную банку водяных каштанов в придачу. Объединяло людей, совершающих странные поступки, по его мнению, следующее: все они так или иначе выбились из колеи и буксуют на месте. Мотор все еще работает, колеса крутятся, но уже никуда не привезут. За последние семь лет его мать тринадцать раз меняла квартиру, они жили в пяти различных штатах; и чем чаще она переезжала, думал Хью, тем хуже приживалась на новом месте.
Но даже если у нее и было что-то общее с грибоненавистниками или с любителями инсектицидов, она все равно не шла ни в какое сравнение с теми наркоманами или Черил. Она просто забуксовала, но еще на плаву. Компания по займам – огромное предприятие с конторами по всей стране – уже дважды одобрила ей перевод в другой офис и притом повышала зарплату. Мать постоянно жаловалась на свою работу, но ни разу не пропустила ни дня. А в здешней конторе она даже нашла себе наконец подругу, Дурбину, и совершенно новое увлечение, оккультизм, которому отдавала теперь очень много времени. Разве можно назвать это сумасшествием? Хью вовсе не хотел осуждать мать, но то, что она ему рассказывала, звучало весьма глупо. Они с Дурбиной вроде бы как вспоминали свои прежние жизни, в которых вечно оказывались то принцессами, то настоятельницами монастырей; интересно знать, кто же тогда работал в компаниях по займам или супермаркетах Древнего Египта? С другой стороны, ничего удивительного – всегда ведь вспоминается самое яркое. Вообще-то, жуткая бредятина, но не страшнее, чем увлечения других людей: результаты бейсбольных матчей, фьючерсы на алюминий, старинные медицинские пузырьки, распространение ядерного оружия, христианство, политика, диеты, игра на скрипке. Люди всегда делали странные вещи. Люди вообще поразительно странные. Все. Так что трудно определить по поведению, болен человек или нет, а то в больные попадут все поголовно. Ты явно не в себе, если пытаешься ехать на «нейтрали». Ей некуда было деться от дома, и чем чаще она из него уходила, тем сильнее от него зависела; совершенно не могла находиться в доме одна, не могла возвращаться вечером в пустой дом, приходила в ужас от одной мысли, что может проснуться ночью и никого больше в доме не окажется. И это у нее прогрессировало, сейчас стало куда хуже, чем прежде. Это-то я знаю, думал он. А что толку, что знаю? Я же ничего не могу с этим поделать. Кроме меня, у нее никого нет. Нужно, чтобы у человека кто-то был. Даже если вы друг другу помочь не можете. А у нее никого больше нет.
Он ждал тогда Хью через дорогу от школы. «Поедем-ка на институтский стадион и глянем, как там тренируются», – сказал он, и тринадцатилетний Хью, одетый в зеленую рубашку, полученную вчера на день рождения, заметил, как глядят на его отца ребята; отец был крупный, светловолосый, высокого роста и с широкой грудью, ему здорово шла джинсовая куртка, побелевшая на сгибах. У отца был «форд»-пикап, и они поехали на институтский стадион и смотрели, как спортсмены бегали, прыгали в длину, взлетали с шестом ввысь, прямо в золотую дымку апрельского неба. Они поговорили о последних Олимпийских играх, о технике прыжков с шестом. Отец легонько потрепал его по плечу и сказал:
– Знаешь, Хью, я тебе очень доверяю. Ты понимаешь, что это такое? То, что я могу на тебя рассчитывать. Ты надежнее многих известных мне взрослых мужчин. Таким и оставайся. Твоей матери необходим человек, на которого можно положиться. А на тебя она положиться может. Мне очень важно это знать.