Он снова провел рукой по своим густым, чуть припотевшим волосам.
– Но ты не обязана была подниматься сюда, – сказал он мягко и неуверенно.
– Да нет, обязана! Не знаю. Я была должна. Пора было уходить.
– Но почему этим путем? Ты бы просто могла пойти домой.
– Домой! – фыркнула она.
Он некоторое время помолчал, не отвечая. Потом кивнул:
– Наверно, ты права. – И вскоре прибавил: – Ну, пойдем дальше. Мне все кажется, что скоро стемнеет.
7
Тропа терялась в высокой сочной спутанной траве. Девушка уверенно шла вперед, ведя его к серым утесам на другом берегу серого травяного моря. Здесь не было ни малейшей необходимости идти в затылок друг другу, как на узеньких лесных тропинках. Хью от нее не отставал, но шел на некотором расстоянии, потому что она недвусмысленно дала понять, что терпеть не может, когда к ней подходят слишком близко. Плотные гибкие стебли трав обвивали ноги, и он приспособился шагать, как по снегу, решительно поднимая и опуская ноги. Меч тяжело мотался на боку, но все же приятно было идти ровным шагом по ровной земле, а не карабкаться вверх или сползать вниз. И еще было приятно – наверно, это не так уж часто встречалось в лесной стране – видеть перед собой цель, видеть, как утесы, к которым они шли, постепенно поднимались все выше и выше.
После долгого молчания он сказал:
– А теперь мне все кажется, что утро.
Девушка кивнула:
– Я думаю, это потому, что здесь выше и светлее. Нет деревьев.
– И на восток пространство открыто, – прибавил он.
Они упорно шли. Молчали. На этом громадном лугу, заросшем травами, как бы само собой разумелось, что шуметь нельзя, – только шуршала трава под ногами да иногда легко вздыхал ветер. Умиротворенное восхищение охватило тело и душу Хью, в ушах будто звучала радостная песнь, совпадающая с ритмом ходьбы. Он делал то, ради чего пришел сюда, шел туда, куда должен был пойти. Он заработал право быть здесь и любить Аллию.
Это не важно, что она не знает языка, на котором он сказал тогда «Я люблю тебя». Не важно, встретятся они когда-нибудь еще или нет. Важна была только его любовь, на ее крыльях летел он вперед, не ведая горя и страха. Мог ли он бояться? Смерть – сестра любви, сестра, лицо которой скрыто под вуалью.
Они медленно, но неуклонно продвигались вперед, и утесы, как башни, вздымались над ними все круче и выше, и все явственней были видны складки, шрамы и залысины на их склонах, и дикие травы склонялись и трепетали в такт шагам, а глубины небес простирались над головой, словно водная гладь, и он снова ощутил, что был бы счастлив идти вот так, по этому высокогорному лугу, вечно. Теперь он совершенно не чувствовал усталости. Он, наверно, больше никогда ее не почувствует. Он без конца может вот так идти вперед, ко всему повернувшись спиной.
Девушка звала его по имени. Она произнесла его имя не один раз. Он не хотел останавливаться. Не из-за чего было останавливаться. Но голос ее звучал тонко, резко, как голос морской птицы, и он остановился и оглянулся.
Они уже какое-то время шли под самыми утесами, те нависали прямо над головой, а дорога вела на север и была покрыта короткой травой, растущей между скатившимися с горы валунами и обломками скал, полускрытыми кустарником. Девушка довольно-таки сильно отстала, она была еще за внешней складкой расселины у подножия утесов, и когда он вернулся к ней, то увидел, что там и начиналась тропа. Тропа выглядела мрачной и узкой.
– Это путь к Верхнему Перевалу, – сказала она.
Он посмотрел на тропу с неприязнью.
– Надо немного отдохнуть, прежде чем начнем подъем. Тут круто, – сказала она. И села на траву, сухую, короткую, желтоватую, будто кем-то вытоптанную. – Ты голоден?
– Не очень.
Ему не хотелось возиться с едой, но он мысленно прикинул, сколько они прошли, и получилось очень много, и шли они долго, и та темная дорога, на которой стояла Аллия, осталась далеко-далеко позади, где-то там, внизу. Он хотел идти вперед. Но девушка правильно сделала, что остановилась, – выглядела она усталой, лицо загнанное, измученное. Он бросил свою куртку, перевязь и меч на землю возле нее и отошел за ближайшее нагромождение валунов; вернулся, с удовольствием ощущая во всем теле тепло и животворные силы; он не устал, но теперь был рад немного передохнуть; девушка сидела на траве и ела; он взобрался на красноватый валун рядом; она передала ему ломоть вяленого мяса и несколько кусочков каких-то сушеных фруктов; все было очень вкусно.
Слышен был только один-единственный звук: шелест ветра в сухой траве между разбросанных камней – тоненькое холодное посвистывание где-то у самой земли.
Она завернула еду и уложила ее в свой тючок.
– Полегчало? – спросил он.
– Да, – сказала она и со вздохом повернула круглое бледное лицо к темной тропе.
– Слушай, – сказал он. Ему хотелось назвать ее по имени. – Тебе необязательно идти дальше.
Она пожала плечами. Встала, затягивая свой тючок из куска какой-то красной шерстяной ткани.
– Туда, куда мне надо добраться, ведет именно эта тропа?
Она кивнула.
– Ладно. Ничего страшного.
Она стояла, тупо глядя на него, потом посмотрела внимательнее и улыбнулась.