Выше звезд и другие истории

Ответственность, но не вину, за этот рассказ несет биолог Гордон Рэттрей Тейлор. В его замечательной книге «Биологическая адская машина» есть глава о клонировании. Я прочла ее и написала рассказ.

Это один из самых «жестких» научно-фантастических рассказов, какие я написала, – разработка темы, экстраполированной напрямую из современных работ в области естественных наук, рассказ типа «что будет, если…». Но сама тема разработана психологически, гуманитарно. Научный элемент я использую не как самоцель, а как метафору, символ, способ высказать что-то, для чего иначе не подберешь слов.

«Девять жизней» были опубликованы в «Плейбое» в 1968 году под единственным псевдонимом, какой я когда-либо использовала, – У. К. Ле Гуин. Редакторы вежливо поинтересовались, можно ли использовать только мои инициалы, а я согласилась. Что «Плейбой» в те времена не страдал повышенной сознательностью – неудивительно, но меня поражает, как спокойно я согласилась. Это был первый и единственный раз, когда я столкнулась с дискриминацией по половому признаку, дискриминацией меня как женщины-писателя со стороны издателя или редактора. И мне кажется теперь нелепым и гротескным, что я не уловила тогда важности этого факта.

В «Плейбое» рассказ претерпел множество мелких правок, которые остались и при последующих переизданиях под маркой журнала.

Я предпочитаю собственную версию, и всякий раз, когда имею возможность это контролировать, рассказ публикуется в той форме, в какой вы его видите, и под моим полным именем.

Внутри она была живой, а снаружи мертвой, ее черное лицо было покрыто густой сетью морщин, шрамов и трещин. Она была лысой и слепой. Судороги, искажавшие лицо Либры, были лишь слабым отражением порока, бушевавшего внутри. Там, в черных коридорах и залах, веками бурлила жизнь, порождая кошмарные химические соединения.

– У этой чертовой планеты нелады с желудком, – проворчал Пью, когда купол пошатнулся и в километре к юго-западу прорвался пузырь, разбрызгав серебряный гной по закатному небу; солнце садилось уже второй день. – Хотел бы я увидеть человеческое лицо.

– Спасибо, – сказал Мартин.

– Конечно, твое лицо – человеческое, – ответил Пью. – Но я так долго на него смотрю, что перестал замечать.

В коммуникаторе, на котором работал Мартин, раздались неясные сигналы, заглохли, и затем уже возникло лицо и голос. Лицо заполнило экран: нос ассирийского царя, глаза самурая, бронзовая кожа и стальные глаза. Лицо было молодым и величественным.

– Неужели так выглядят человеческие существа? – удивился Пью. – А я и забыл.

– Заткнись, Оуэн. Мы выходим на связь.

– Исследовательская база Либра, вас вызывает корабль «Пассерина».

– Я Либра. Настройка по лучу. Опускайтесь.

– Отделение от корабля через семь земных секунд. Ждите.

Экран погас, и по нему побежали искры.

– Неужели они все так выглядят? Мартин, мы с тобой куда уродливее, чем я думал.

– Заткнись, Оуэн.

В течение двадцати двух минут Мартин следил за спускающейся капсулой по приборам, а затем они увидели ее сквозь крышу купола – падающую звездочку на кроваво-красном небосклоне. Она опустилась тихо и спокойно – в разреженной атмосфере Либры звуки были почти не слышны. Пью и Мартин защелкнули шлемы скафандров, закрыли люки купола и громадными прыжками, словно Нижинский и Нуреев, помчались к капсуле. Три контейнера с оборудованием снизились с интервалом в четыре минуты в сотне метров друг от друга.

– Выходите, – сказал по рации Мартин, – мы ждем у дверей.

– Выходите, здесь чудесно пахнет метаном, – сказал Пью.