Выше звезд и другие истории

Всю вторую половину дня изучала голограммы Джест и Сорде. Я еще никогда не сталкивалась с таким ярким и четким психоскопическим отображением или даже лекарственной галлюцинацией, как эта роза. Тени лепестков, накладывающихся друг на друга, влажная, бархатистая текстура, розовый цвет, напитанный солнцем, желтая сердцевина – уверена, если бы в психоскопе был встроенный ольфакторный датчик, я бы почувствовала и аромат. Не мысленный образ, а прямо-таки настоящая живая роза с корнями, сильным стеблем и шипами.

Жутко устала, пора спать.

Только что перечитала эту запись. Правильно ли я веду дневник? Все написанное – это реальные события и слова. Считается ли это спонтанным изложением? Во всяком случае, для меня было важно записать все как есть.

5 сентября

За ланчем обсудили с доктором Нейдс проблему сознательного сопротивления. Я рассказала, что работала с бессознательной блокировкой (у детей и пациентов с депрессией, таких как Ана Дж.) и научилась с этим справляться, но еще ни разу не сталкивалась с сознательной блокировкой типа той таблички с надписью «Не входить!» в мозгу Ф. С. или метода, который он сегодня с успехом использовал на протяжении всего двадцатиминутного сеанса: внутренней концентрации на дыхании, физиологических ритмах, боли в ребрах и зрительной информации об окружающей обстановке в кабинете. Доктор Нейдс посоветовала на случай подобных уловок завязывать пациенту глаза и сосредоточивать внимание на сфере бессознательного, где он не может контролировать появление образов. Удивительно, однако, насколько велика в его случае область пересечения сфер сознательного и бессознательного и как одна влияет на другую. Предполагаю, что благодаря концентрации на частоте дыхания Ф. С. вошел в состояние некоего транса, хотя, конечно же, в большинстве случаев этот так называемый транс – всего-навсего оккультистский фокус, банальный трюк, не представляющий интереса для бихевиористики.

По моей просьбе Ана сегодня мысленно представляла типичный день своей жизни. До чего же тоскливое существование ведет эта бедняжка! Даже о еде она думает без удовольствия, хотя рацион ей положен минимальный. Единственным коротким, но ярким образом стало детское личико: ясные карие глаза, пухлые щечки, розовая вязаная шапочка. В беседе после сеанса Ана рассказала, что по пути на работу всегда проходит мимо детской площадки, потому что ей «нравится, как носятся и вопят малыши». Ее муж отображается на экране в виде огромного мешковатого рабочего комбинезона и сварливого, злобного брюзжания. Интересно, сознает ли она, что уже много лет не видит мужнина лица и не слышит ни единого его слова? Впрочем, нет смысла сообщать ей об этом. Может, и хорошо, что она не знает. А вяжет Ана, как я сегодня заметила, розовую шапочку.

Читаю книгу, рекомендованную доктором Нейдс: Де Камс, «Исследование феномена недовольства».

6 сентября

Посреди сеанса (он опять сосредоточился на дыхании) я громко произнесла:

– Флорес!

Обе сферы на экранах вспыхнули белым, однако визуализация соматики не изменилась. Через четыре секунды он отреагировал – вслух, заторможенно. Это не транс, это самогипноз. Я сказала:

– Ваше дыхание регистрируют приборы. Мне не нужно подтверждения, что вы все еще дышите. Это неинтересно.

– А мне нравится вести собственный контроль, доктор, – ответил он.

Я подошла к нему, сняла с его глаз повязку и посмотрела на него. Симпатичное лицо – такие часто встречаются у людей, работающих с техникой, – выразительное, но терпеливое, как у ослика. Вот глупость. Не буду это вычеркивать. В дневнике положено выплескивать мысли спонтанно. У осликов вообще очень красивые морды. Считается, что эти животные глупые и упрямые, но они выглядят невероятно умными и спокойными, словно много страдали, но ни на кого не держат зла, как будто знают, почему не стоит таить обиды. А белые пятна вокруг глаз придают им беззащитный вид.

– Чем больше вы сосредоточены на дыхании, тем меньше думаете, – сказала я. – Мне нужно ваше содействие. Я пытаюсь выяснить, чего вы боитесь.

– Я и сам знаю, чего боюсь, – проговорил он.

– А почему мне не сказали?

– Вы не спрашивали.

– Это крайне неразумно, – рассердилась я. Забавно, кстати: я сержусь на пациента с умственным расстройством за неразумное поведение. – Ну что ж, спрашиваю вас об этом теперь.

– Я боюсь электрошока, – признался он. – Боюсь, что он разрушит мое сознание. Что меня заточат здесь. Или выпустят только после того, как сотрут память. – Он судорожно вздохнул.

Я спросила:

– Ладно, почему бы вам тогда не подумать об этом, когда я смотрю на экраны?

– А с чего я должен это делать?

– Почему нет? Если вы говорите об этом, можете подумать о том же. Я хочу увидеть цвет ваших мыслей!

– Цвет моих мыслей вас не касается, – отрезал он, но я уже вернулась на свое место к экранам и увидела мозговую активность, которую он не успел подавить.