Читаем Вышибая двери полностью

Что я мог ему ответить? Вспомнить, как сам метался по трем работам, перехватывая то десять процентов от получки там, то «мыло кусковое, хозяйственное» вместо зарплаты здесь? Моя юность так прошла. Что мне было рассказывать? О том, как я празднично принес домой десяток яиц, и мы глотали слюнки, готовясь пожарить огромную яичницу на троих, первую за последние полгода, а мальчишка, который жил тогда со мной — такой же, как Вовка, — подошел и сказал: «Дядя Максим, пожалуйста, дай мне четыре яичка в садик, нам воспитатели сказали, что кто не принесет яичек, тому на завтрак больше не дадут пирожков…»

Кто смог бы измерить ценность тех куриных яиц? Сволочье под видом президентов, кромсающее судьбы наивных, добрых, глупых людей в Беловежской Пуще? Жравшее на их бедах в три горла и свору свою лакомыми кусочками кормившее…

— Девушка, счет, пожалуйста!

Я плачу германскими деньгами за германское пиво в германском кафе. И девушка, беленькая, милая, улыбается и рада двум евро, оставленным на чай. Из паспорта, больше похожего на бейджик, смотрит хмурый азиат. Под ним два слова: «Национальность — немец». Так что все в порядке. И все в шоколаде — Европа, пиво, друзья, ни слова не говорящие по–русски. Шесть лет.

«Дар–р-рагие рас–сияне…»

Я ничего не прощаю.

* * *

Получил люлей от большого начальства, регионал–ляйтера Роланда. Принесла его нелегкая сегодня охранников проверять.

Все‑таки у меня интуиция, как у зверя. Упорно подсказывала, что новый тюрштеер Свен, невзирая на его опыт работы и все положенные бумаги, говно человек, и брать его на работу нельзя. Но выхода не было: один из нашей бригады ушел служить в армию, другого я сам уволил, а третий, Маттиас, сошел с ума. Не фигурально, а фактически, кладут мужика в психушку. В общем, охранники нужны позарез. Так вот свинья Свен, вместо того чтобы работать, все два часа смены точил лясы с девками и к дверному контролю даже не приблизился. При том что он у нас в танцхаусе не новичок и в курсе специфики. А оставшийся у входа Дмитрий начальство в лицо не знал и впустить отказался. Роланд был в бешенстве.

И снова благодарю свое чутье: поехал в танцхаус раньше обычного. Добравшись, попал в двенадцатибалльный шторм. Роланд орал, я отбивался. Услышав, что тот охранник, который должен был стоять по расписанию вместо Свена, заболел, Роланд взорвался окончательно. Можно подумать, люди болеют по своей воле. К счастью, у Дмитрия в танцхаусе хорошая репутация, и меня поддержал Ганс. Но Роланд не унимался:

— Странно, что ты даже не счел нужным показать меня своим коллегам! Я, наверное, такой маленький человек здесь, куда мне до Макса!

Я, закипая, тоже повысил голос и стал активно выступать. А если уж я попер, меня не остановить. Несусь, как бык на тряпку. Чуть не разосрался с главным шефом вусмерть. Остановил меня почти умоляющий взгляд Ганса. Я тут же понял, что, дерзя шефу, подставляю его. Сдержался. Остановился и Роланд.

В тишине раздался робкий голос Ганса:

— И кстати, Максим, как так получилось, что тебя в субботу стриптизерши раздели?

Донесли уже, суки. Оправдываться я не стал. Сказал, что, во–первых, я не был на службе, а во–вторых, не знал, что это запрещено. Помогло мало. Пожалуй, больше спасла уверенность, с которой я это говорил.

A–а, начхать. Сказал примирительно, что немедленно убираю Свена, закрываю закусочную и встаю сегодня сам. Закрылся (ох, убытки терпим, убытки), выгнал Свена и встал у входа.

И надо же такому случиться — именно сегодня разгорелась самая большая драка за последние полгода. Четверо на пятерых. В одиночку я с ревом все же выкинул всех, но прямо перед дверями драка продолжилась. Одному вдрызг разбили рожу; крови было столько, что я, между раундами переводя дыхание, трижды вызывал уборщицу замывать пол, поскольку площадка у дверей выглядела так, будто на ней овцу зарезали. Потом драчуны, передохнув, начинали заново и опять по кругу. «Вон отсюда!» — удар в грудь, противник мой отлетает, это воодушевляет его соперника, и тот в очередной раз переходит в активную атаку. Разворачиваюсь ему навстречу: «Стоять, я сказал!» — и снова толчок в плечи.

К счастью, наконец‑то вернулся с обхода Анри. Еле разогнали толпу с помощью еще двоих тюрштееров. Они пришли частным образом, но помнили наш кодекс: на любой дискотеке ты тюрштеер и обязан помочь собратьям по цеху.

Впрочем, эта драка меня успокоила, как ни странно. Выгонят — ну и хрен с ними, им же хуже будет. Пускай второго такого ненормального, как я, найдут.

* * *

…Единственная девочка, которую я стукнул по голове. В четвертом классе. Мне стыдно до сих пор. Звали ее Лиза Ицикович. Правда, на ней была толстая меховая шапка, да еще и с большим пушистым помпоном, а на моей руке — добротная вязаная варежка. Но стукнул я ее по макушке так, что она села прямо на пол, а потом пошла плакать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное