Вышибала

Люк Лучано за прошедшие годы заметно изменился, отрастил брюхо, лысину и непомерное самомнение. Я знал его двадцатипятилетним продажным копом на подкормке у моего синдиката. С тех пор много воды утекло, похоже, не самой чистой.

– Люк Лучано! Рад видеть тебя во всей полноте твоих полномочий, тяжести, полновесности. В общем, ты понял. Я тут занимаюсь общественно-полезной работой. Помогаю своему другу пресвитеру спасать заблудшие и погрязшие в пороках души. Заодно и свои старые грехи искупаю. Ты же знаешь, я отошел от дел. – Потом я добавляю еще более невинным голосом: – А твоя мама все так же подвозит тебя на работу?

Вместо ответа Люк вскидывает ноги на стол, выпускает в потолок струю ароматного дыма и нагло ухмыляется. Черт побери, это мои сигары, мое любимое кожаное кресло в кабинете моего друга. Это прекрасное утро принадлежит мне! Бессознательная злоба клокочет во мне, но я не даю ей выхода. Пресвитер с милой улыбкой переводит взгляд с меня на шерифа и заверяет его, что с инспектором он все уладил.

– Тебе не к чему цепляться, Малыш Люк, – заявляю я. – Можно мне по старой дружбе звать тебя так? – Я не могу сдержаться от очередной колкости.

Ведь Малышом его прозвали во время работы на синдикат.

– Друзья зовут меня Шериф.

– Вот и ладушки. Вы тут поворкуйте. Мне еще несколько дел с паствой уладить надо. – С этими словами пресвитер оставляет нас одних.

Мы смотрим друг на друга, как два тигра-самца, сидящие в одной клетке. Еще немного, и воздух между нами начнет искрить. Ничего хорошего это не обещает, даже наоборот – начинает попахивать жареным.

Внезапно Люк снимает ноги со стола, улыбается и предлагает пройти ко мне. Он, мол, интересуется, как я обустроился на новом месте. Я мог бы, конечно, встать на дыбы и спросить ордер, но это лишь отсрочило бы обыск и еще больше обозлило бы Малыша. А прятать и скрывать мне нечего.

Мы проходим по освещенному солнцем коридору в мою маленькую комнату. Тут все просто до аскетизма. Узкая железная кровать. Над изголовьем – темное деревянное распятие. У противоположной стены – стол и кресло, небольшой гардероб. Еще одну стену полностью занимает окно. Вот и вся обстановка.

Люк сует свой нос во все уголки, заглядывает под кровать, роется в шкафу. При виде моих шестнадцати костюмов он издает легкий свист. А что поделать? Человек должен выглядеть респектабельно и солидно, чтобы его уважали. Не бегать же всю жизнь в одних засаленных штанах, над которыми нависает живот, и в рубашке с пятнами от кетчупа, как это делает Малыш Люк.

– Так, а это что у нас? – Шериф вытягивает из ящика моего стола коробку с бритвенными принадлежностями.

Глаза его загораются алчным блеском, когда он извлекает на свет божий опасную бритву фирмы «Тори Рейзер». На длинном, идеально отточенном лезвии яростно вспыхивает солнце. Бритва кажется настолько острой, что способна перерезать даже его лучи.

Я недоуменно смотрю на Люка. У каждого уважающего себя мужчины есть бритва. У меня – одна из лучших. Но шериф уже нафантазировал все без моего участия. Не успеваю я опомниться, как Люк защелкивает один браслет у меня на правом запястье, а другой – у себя на руке.

– Ты можешь хранить молчание, Тони Тернер, так как любое твое высказывание будет использовано против тебя!

– А в чем ты меня обвиняешь, Малыш Люк?

– В том, что ты убил два десятка законопослушных граждан нашего города вот этим орудием. Ты и есть тот самый Псих с бритвой. И не называй меня Малышом, черт тебя дери!

– Люк, Малыш, выбирай выражения! Ты же находишься в доме Божьем. Посмотри внимательно. Это чистая бритва, я пользуюсь ею. Если бы маньяк давил прохожих комбайном, то ты арестовал бы всех фермеров штата?

– Нет. Только тебя, Денди. Пошел! – Люк выталкивает меня из комнаты.

Мы проходим по коридору, спускаемся в молельный зал.

– Чистая бритва, говоришь? Сейчас мы это исправим. Где двадцать трупов – там и двадцать один.

Тут я понимаю, что задумал этот гнилой коп. Достаточно спуститься в холодильник, полоснуть моей любимой бритвой по шее какому-нибудь замороженному ублюдку – и дело в шляпе. Есть убийца, бывший крестный отец, отсидевший десять лет. Имеется орудие преступления со следами крови и тканей. Все как на ладони.

Меня поджарят на электрическом стуле. Люку с почестями вручат награду и повышение.

Он не взял в расчет, что мне его план не по душе. Малыш Люк забыл, что левой я владею еще лучше, чем правой. В узком проходе, где нам пришлось идти гуськом, я молниеносным движением бью его ребром ладони по шее и подхватываю, чтобы эта туша, потерявшая сознание, не оторвала мне руку, украшенную браслетом.

Я нашариваю ключи, освобождаюсь и защелкиваю наручники на шерифе. Потом оттягиваю тело в боковой притвор, к боксам-исповедальням. Теперь нас не видно от входа.

Пока я волоку его, Малыш приходит в себя и довольно резво пытается выхватить пистолет скованными руками. Мне приходится успокоить его, приложив головой о терминал. Сильный буйвол. Я бью еще и еще, давая выход накопившейся ярости.