Вышивальщица

– Аринке оставлю. А нам с тобой одного хватит, двенадцать чашек, бить не перебить.

Если бы Колька слышал эти её слова, то нашёл бы в них некое несоответствие: «нам с тобой хватит одного». Но Браварский уже звонил в Аринину дверь.

◊ ◊ ◊

На звонок никто не отозвался. Так тебе и надо, долдон, – обругал себя Колька и стукнул по двери кулаком. Дверь открылась. Арина повисла на нём, обхватила за шею, зашептала в ухо:

– Коль, я тебя тоже люблю, очень-очень. Но замуж за тебя не выйду.

– А за кого выйдешь?

– Ни за кого.

– Не хочешь, не надо, силой тебя не тащу. – Колька протянул ей розовую длинную коробку. – Открой.

– Хочу. Но всё равно не выйду, – выговорила Арина дрожащим голосом.

Колька всунул ей в руки коробку с подарком, отвёл в кухню, усадил на табурет и сел напротив. Вот так же они сидели месяц назад, и Колька признался ей в любви, впервые в жизни. А она ему отказала.

– Ну? Что опять не так? Давай излагай и пойдём лепёшки есть, – с совершенно дедушкиными интонациями потребовал Колька.

Арина, сосредоточенно сопя, развязывала на коробке розовые пышные банты и молчала. Кольке нравилось, как она сопит. В коробке оказалась кукла в розовом платье и белых башмачках. Из-под бордовой шляпки на Арину смотрели глаза, кукольно-удивлённые, кукольно-честные.

В руках кукла держала туго набитую сумочку, из которой Колька забыл вынуть бумагу. А может, просто не захотел. Арина щёлкнула замочком. Вместо бумаги внутри оказалась коробочка с длинными красивыми серьгами и вторая, поменьше, в которой лежало на чёрном бархате золотое кольцо необычной формы.

– В Варшаве выставка была, ювелирная, киевских мастеров. Фирма «Киев-золото», эксклюзив. Я не удержался и купил. Мартина, дура, сама меня туда привела, аж сияла вся, думала, для неё покупаю, – засмеялся Колька.

– Мартина это кто?

– Бабкина служанка. А кольцо твоё, для тебя купил, у тебя глаза такого же цвета. Ледяные, – не удержался Колька. – Ты не молчи, рассказывай. Только покороче. Я есть хочу.

Арина взяла его руку в свои и прошептала:

– Я человека убила. В лесу. В болото завела. Хочешь жить с убийцей?

– Хочу. Даже не сомневайся. Ты же не просто так его убила, не мимо шла. Рассказывай давай.

Арина рассказала. Колька помолчал и спросил.

– А ты?

– Что – я?

– Ты с убийцей хотела бы жить?

Аринино лицо стало такого же цвета, как её Белый, который – где же он? Небось в палисаднике с Василиской лясы точит. Белый с Василиской, Колькина мать с Арининой бабушкой. Всем, похоже, хорошо. Только им с Ариной плохо. Сейчас опять в обморок хлопнется. Опять, что ли, не ела? А бабушка куда смотрит?! Сидит там с его матерью, разговоры лепёшками заедает, намазывая их черничным вареньем. Колька сглотнул голодную слюну. Польскую кухню, о которой в интернете писали, что она «одна из самых понятных для нас европейских кухонь», а рецептура блюд «не вызывает вопросов» – польскую стряпню его желудок понимать отказывался.

Аппетитные на вид клёцки, которые Мартина жарила во фритюре, оказались из картофельной муки, и в них зачем-то был добавлен молотый миндаль. Колька жевал клёцки, не понимая, что ест, и главное, зачем он это ест. Картофельные зразы у Матильды начиняли брынзой, цыплят подавали фаршированными, свинину тушили с луком и яблоками, суп из курицы варили с макаронами и помидорами, котлеты готовили из пропущенных в мясорубку грибов, а оладьи – из тыквы с колбасой. Гастрономический ужас.

Польская бабушка заставляла Мартину готовить для него каждый день новые блюда, чтобы внук питался разнообразно. Кольке хотелось плеваться – и от разнообразия, и от бабушкиной липучей заботливости. Он ел только борщ и рыбу под польским соусом, но сытым чувствовал себя, лишь когда наедался до отвала пончиков в кафе за углом.

Через две недели пончики не лезли в горло. То ли дело мамины лепёшки, пресные, как мексиканские тортилья, сдобно-пышные, их можно есть с чем хочешь, хоть с вареньем, хоть с мясом.

– Арин, ты чего такая бледная? Ты завтракала?

– Завтракала. И обедала, и ужинала, твоя мама котлет нажарила, мы с Белым объелись. Ты зачем мне про этого маньяка… До сих пор вспоминать страшно! Я с убийцей жить не хочу, я с тобой хочу.

– Так я о себе и говорю! – жизнерадостно сообщил Колька. – Я насильника в тюрьме убил. Он всю камеру терроризировал. И над Валькой Галиевым издевался. А ещё отчима твоего, Жорика, я тоже… того. Он в гараже лежит, в яму упал, шею сломал. А знаешь за что? Он мамку твою убил, сам мне признался. Снотворным напичкал и в лесу закопал, а где, не помнит. Если Бог есть, он не осудит ни меня, ни тебя.

– А я на неё обижалась, что в приюте меня не навещала… Коль, нас с тобой летом в лесничество приглашают, у них там ручей с рыбой и баня. И флигель отдельный, и окна в яблоневый сад. Поедем?

– Ты на кухне потише говори. Мать моя знаешь чем забавляется? – Колька приставил к стене стакан, приложился к донышку ухом. – Вот чем!

– А что у меня слушать? Только музыку. Я сама с собой не разговариваю, я не сумасшедшая, – рассмеялась Арина. Забрала у Кольки стакан и приставила к стене.

Колька нетерпеливо ждал.

– Что там?

– Помолчи. Не мешай.