Вышивальщица

А когда умирал, рассказал обо всём жене, выдал все внучкины тайны. Вера не знала, что он умирает. Прикладывала к шее, распухающей прямо на глазах, мокрое полотенце и слушала шелестящие точно ветер слова, которые скоро утихли, как утихает ветер, заблудившись в густой листве.

◊ ◊ ◊

Михална смотрела на сына и недоумевала: то целовался с Ариной этой, в любви ей объяснялся, то на неё не смотрит даже. Колька перестал смеяться и шутить, из Чёрного Дора, где работал на разгрузке вагонов, приезжал мрачнее тучи, съедал приготовленный ужин и укладывался спать. Даже телевизор не смотрел. Даже пиво не пил! Михална завела было разговор об Арине, но Колька так на неё смотрел, словно собирался заплакать, Михална осеклась и замолчала. Сына было жалко, а помочь ему она не могла. Делилась своими тревогами с Арининой бабушкой, которая не уехала в Осташков, осталась с внучкой. И не в силах выносить Аринино упорное молчание, уходила к Алле. Они как-то быстро приноровились друг к дружке. Пили на шевырёвской кухне чай с тульскими пряниками, толковали о погоде, о том, что зиму синоптики обещают снежную, о Кольке, который улетел в Польшу и пропал на целый месяц. Об Арине не было сказано ни слова.

Глава 38. Польская бабушка

Матильда Браварска не верила своим глазам: перед ней стоял её Марек, молодой, широкоплечий, светлоглазый. Улыбнулся краешком губ, слегка наклонил голову, здороваясь. Марек! Совершенно такой, каким он был до болезни! А взгляд чужой…

Минутное наваждение исчезло, и вновь пришло чувство потери, с которым она жила с тех пор, как узнала о болезни сына. В клинике Матильду убедили, что у него хронический лимфолейкоз, хорошо поддающийся лечению.

– Имелась длительная недиагностированная хроническая стадия болезни, что, конечно, усугубило… Но при современных методах лечения продолжительность жизни больных лимфолейкозом составляет до пятнадцати – двадцати лет и даже больше, – заученно отбарабанил врач, которому Марек запретил рассказывать матери о своём настоящем диагнозе.

Всё сказанное о лимфолейкозе было правдой, кроме одного: у Марека Браварского диагностировали хронический гранулоцитарный лейкоз.

Из больницы он выписался вполне здоровым, вернулся к работе, но разговоры о женитьбе и о внуках пресекал, и улыбался как-то иначе, старательно раздвигая губы.

Через четыре года сын снова оказался на больничной койке, с которой уже не встал.

– Хронический гранулоцитарный лейкоз долгое время протекает бессимптомно, – объяснили пани Матильде в клинике. – Физическое состояние при этом вполне удовлетворительное, больные сохраняют трудоспособность, ведут обычный образ жизни…

– Удовлетворительное состояние? Тогда почему он в больнице?

– Потому что у вашего сына злокачественное заболевание крови. Хроническая стадия перешла в развёрнутую.

Врач замолчал.

– Сколько с этим живут? С этой развёрнутой стадией. Сколько?

– От четырёх до десяти лет, при правильном лечении. Затем наступает бластный криз.

Врач говорил что-то непонятное: о неблагоприятных прогностических признаках, о том, что развёрнутая фаза перешла в терминальную и о необходимости комбинированной полихимиотерапии.

– Но вы ведь его вылечите? Вы его вылечите? – остановила его Матильда.

– В терминальной стадии длительность жизни не превышает двенадцати месяцев, – продолжил врач, словно не слышал заданного ему вопроса.

– И что… потом? – спросила Матильда, уже понимая – что…

В палату она вошла с улыбкой на лице.

– А я к тебе с хорошими вестями, сынок. Я говорила с врачом, он сказал…

– Мама. Я вызвал нотариуса. Хочу написать завещание.

Обещанных врачом двенадцати месяцев Марек не прожил. Дом в Бяле-Блота принадлежал его отцу, а после его смерти принадлежал Мареку. Матильда жила в Варшаве, в родовом имении Браварских бывала редко, наездами, но считала его своим. И вот теперь в завещании сына дом наследовал Николай Марекович Браварский.

Выходило, что тридцать восемь лет назад Марек оформил отцовство на ребёнка русской нищебродки из неблагополучной семьи, ухитрившейся забеременеть в семнадцать лет. И все эти годы скрывал от матери, что у неё есть внук, с узаконенными правами на отцовское наследство.

Матильда приложила немалые усилия, чтобы очернить в глазах сына эту потаскушку Аллу. О женитьбе не могло быть и речи. Матильда мастерски разыграла сердечный приступ, даже в больницу легла, чтобы обман выглядел правдоподобно, и заплатила врачу, который подтвердил Мареку, что с мамой всё очень серьёзно. Сын поверил. И когда Матильда слабым, хорошо отрепетированным голосом заявила ему: «Или я, или эта прошмандовка, выбирай», у сына хватило смелости только сказать: «Она не прошмандовка, но я останусь с тобой, мама, ты только не волнуйся, тебе ни в коем случае нельзя…»

Марек робко напомнил матери о деньгах, которые понадобятся Алле и ребёнку. Матильда милостиво кивнула: «Конечно-конечно, девочке надо помочь, отвезёшь ей деньги, но больше с ней не встречайся. И пусть напишет отказ от претензий на отцовство. Мне привези. Сначала расписка, потом деньги.