Вышивальщица

Детство катилось под горку, убегало, звало за собой, но Арина не хотела его догонять. Осталось дотерпеть последний школьный год, одиннадцатый класс. Десятый она окончила с двумя четвёрками: по алгебре и геометрии (Валентина Филипповна упрямо занижала оценки, пятёрок не ставила) и тройкой по химии (Елена Петровна не забыла историю с мелом, а Пашкиных угроз облить Арине волосы кислотой не слышал никто, кроме Арины). Информатику с трудом вытянула на «отлично», хотя ей никто не помогал и не подсказывал: отец Миланы Риваненко, военнослужащий, получил новое назначение и вместе с семьёй уехал в Новороссийск.

Повезло Милане, будет жить у самого моря, завистливо вздыхали девчонки. Арина видела море в кино. Ничего в нём нет необыкновенного, селигерские песчаные плёсы красивее любого моря, а закаты просто волшебные! Милана рассказывала, что часто переезжает из города в город. «Прикинь, в каждом городе новая школа. А одноклассников столько, что никому и не снилось! И все мне письма пишут по электронке. Мальчишки в любви клянутся, а девчонки в вечной дружбе, – смеялась Милана – Вот уеду, и ты мне тоже будешь писать, вольёшься, так сказать, в ряды».

Арина согласно кивала и думала о своём. «Вливаться в ряды» не хотелось. С Миланой Риваненко они больше не увидятся.

Об их дружбе в классе никто не знал: для всех они просто сидели за одной партой, Милана выручала её на информатике, а Арина помогала разобраться с геометрией, когда три плоскости начерчены на плоской доске, и попробуй пойми, где какая…

Милана уехала через неделю. Арина вспоминала, как подружка учила её украинскому языку, обе хохотали, и Милана звала её зябликом. А за спиной, наверное, называла сопливым воробьём. Мысль пришла в голову неожиданно, вольготно там устроилась и предложила поразмышлять.

Арина представила, как Лариса Грибанова, которая делила парту с Пашкой Родиным, а теперь сидела одна, уговаривает Милану:

– Риваненочка, тебе не надоело с этой заучкой сидеть? Пересядь ко мне, Валентиша разрешит.

– Не разрешит. Нас на первую парту за разговоры посадили, в наказание.

– А зачем ты с ней болтала? О чём с ней вообще разговаривать? Она молчит всё время, рта не раскрывает.

– Да это я рта не раскрываю! А она всё время спрашивает. Сама не соображает ничего, в информатике вообще ноль.

– А ты не отвечай ей.

– Девчонки, ну какие вы… Вам нисколечки её не жалко? А мне жалко, без меня она на второй год останется. Вот и сижу с ней, помогаю.

Арина представила, как Милана врёт, а девчонки её жалеют, и содрогнулась. Ничего не было, она всё это выдумала. А тогда зачем Милана взяла с неё клятву никому не рассказывать, что они дружат? Зачем?

Разлуку Арина переживала в одиночестве, ни с кем не делясь (помогла монастырская выучка). Молча съедала приготовленный бабушкой завтрак (а раньше говорила, что очень вкусно), без звука надевала тёплые рейтузы (а раньше жаловалась, что все девчонки в «паутинках», она одна в рейтузах), без вздоха отправлялась в школу.

Ею овладело странное безразличие. Не страшил даже маячивший впереди ЕГЭ: примитивные задания с несколькими вариантами ответов. Антидепрессанты она больше не пила (а бабушке говорила, что пьёт), с настроением справлялась сама (ей казалось, что справлялась), а разлуку с единственной подругой не вылечить таблетками. Арина перестала улыбаться, замкнулась в себе. Депрессия навалилась тяжёлым душным одеялом, из развлечений осталось только вышивание. Не радовали даже воскресные поездки с Вечесловыми на остров Кличен.

◊ ◊ ◊

«Событием года» стало увольнение Натальи Георгиевны, которую дружно ненавидели оба одиннадцатых класса. Новую учительницу истории, Светлану Сергеевну Киселёву – красивую платиновую блондинку, похожую на киноактрису из фильма «Бриллиантовая рука» – прозвали Светланой Светличной.

Прозвище не прижилось: историчка была та ещё изуверка. Наталью Георгиевну с её педантичностью и щепетильностью вспоминали с тёплыми чувствами. А «Светличная» на своих уроках творила беспредел, который носил название «фронтальный опрос».

Происходило это так. В начале урока Светлана Сергеевна просила освободить две передние парты в каждом ряду. Участников «фронтального опроса» сажала на первые парты. За вторыми никто не сидел, так что подсказать несчастным никто не мог, и уж тем более передать листок с ответом.

Светлана Сергеевна истязала своих учеников с наслаждением, неторопливо изучая классный журнал и выговаривая-выпевая с продолжительными паузами: «На первые парты, с листочком бумажки… Та-ааак… На первые парты… приглашаются… Я повторюсь, только бумага и ручка, и ничего больше. На первые парты пойдут…»

В наступившей мёртвой тишине называла шесть фамилий, ведя по журналу наманикюренным пальцем: «Володченко… Дорохина… Жариков… Залялетдинова… Марченко… Юркова… Якушин».

По классу прокатывался вздох облегчения. Но «экзекуция» на этом не кончалась. Седьмого «фронтально опрашиваемого» историчка вызывала к доске (класс обречённо слушал…). Спустя десять минут забирала с первых парт «листочки».

– Светлана Сергеевна, мы не дописали ещё! Можно ещё пять минут?