Высокие башни

Восходящее солнце будило окружавшие реку леса, и индейцы без конца что-то насвистывали и пели, как бы вторя хору пробуждавшейся жизни. Пленники же при свете дня совсем запаниковали. В темноте они только ощущали опасность, а вот теперь смотрели ей в лицо. Скорчившись на дне лодки, белые вглядывались в темные жестокие глаза индейцев и дрожали от страха. Боже, они во власти этих сильных, диких и безжалостных людей!

Филипп посмотрел на солнце, и у него сжалось сердце. Какой чудесный, безветренный выдался день.

— Они выглядят страшнее, чем индейцы с севера, — шепнула Фелисите. — Наверное, жара превратила их в свирепых животных!

В наступившей на мгновение тишине вдруг раздался голос вождя. Он поднял над головой весло и что-то нараспев приказал.

— Они собираются высадиться, — перевел Филипп. — Вождь говорит, что колония уже далеко, и теперь можно остановиться на отдых и перекусить.

— Мсье Жан-Батист не станет отдыхать, — шепнула Фелисите. Но в ее голосе звучала грусть.

Каноэ, казавшиеся канадцам такими неуклюжими, бесшумно пристали к северному берегу реки. По приказу вождя с рук пленных срезали тугие прутья, а потом пинками согнали их на берег. Через неколько секунд к ним приблизился вождь. Белые испуганно жались друг к другу, инстинктивно старясь обрести относительную безопасность.

Высокий и красивый индеец между тем внимательно и снисходительно изучал их темными черными глазками. Почти все индейцы были голыми, но на торсе вождя был закреплен кожаный фартук из красной оленьей кожи. Медный браслет на лодыжке должен был предохранять его от болезней. Вождь держался с большим достоинством и, глядя на пленников из-под широких бровей, как бы говорил им: «Больные белые бездельники, посмотрите, какими бывают люди, живущие в лесах на свободе!»

Сначала он взглянул на Филиппа, потом его взгляд переместился на Августа де Марью и, наконец, остановился на Фелисите. Вождь внимательно присмотрелся, а потом слегка улыбнулся и заговорил с ней. Он так сильно кивал головой, что единственное перо на его голове прямо-таки летало вверх и вниз. Филипп недовольно перевел:

— Мне приятно взглянуть на белую женщину.

На самом деле индеец восхвалял красивую грудь Фелисите и ее стройные бедра. Она напоминала ему «молоденькую кобылицу с коричневой шкурой, которая, брыкаясь, скачет по полю»!

Фелисите под взглядом вождя опустила глаза. Тому это страшно понравилось, и он откровенными жестами стал объяснять девушке, что именно собирается с ней проделать. Его храбрые воины так и покатились со смеху.

Тогда вождь длинными изящными прыжками устремился к своему каноэ. Через несколько минут он возвратился в чем-то вроде шелковой мантии с пышными рукавами и на подкладке из черной тафты. Филиппу приходилось видеть подобные мантии на индейских вождях во Флориде, но такая одежда на индейце с юга? В руках он держал узел со старыми тряпками. Он насмешливо поклонился Фелисите, предлагая ей эти лохмотья, и его бравые воины захохотали.

Примеру вождя тут же последовал один из индейцев. Он подлетел к де Марье, сдернул с его головы атласный колпак, и, напялив красивую вещицу на бритую голову, начал горделиво прохаживаться взад-вперед. Вождь резко его одернул, и воин отдал колпак начальнику. Тот, конечно, не проглядел бы такое украшение, если бы не отвлекся на Фелисите.

Еще один индеец тотчас содрал с начальника полиции ночную рубаху. Под длинной рубахой у де Марьи были лишь прозрачные подштанники из тонкого шелка с расшитыми отворотами у колен. Воин же шутить не собирался и с ворчанием тотчас изорвал рубашку в клочья, изо всех сил стараясь показать, что таким же образом изничтожит ненавистных ему белых.

Де Марья еще пытался держать себя в руках, но после испытанного унижения у него больше не оставалось сомнений в том, что их ждет впереди. Никакой надежды на спасение. Он сильно побледнел и шепнул Филиппу.

— Ты сказал, что понимаешь их язык. Что они собираются с нами сделать?

Филипп с минуту помолчал, а потом ответил: Нам нужно надеяться только на скорую смерть.

— Я не боюсь смерти, — прошептал слабым голосом де Марья.

С тех пор как он оказался в колонии, ему не раз приходилось проявлять смелость… Он почему-то сильно побледнел.

— Все так ужасно! Я не могу переносить боль! Если они станут меня пытать, я… я…

Де Марья затрясся. Филипп взглянул на него и сказал:

— Мсье, держитесь.

Но начальник полиции уже ничего не соображал. Он посмотрел на небо, зная, что должен обратиться с мольбой к богу, крикнул: «Господь милостивый, спаси нас!», и в страшной панике бросился к густым зарослям на берегу. Он мчался, как сумасшедший, с такой скоростью, с которой мог бежать только обезумевший от страха человек.

— Бога ради, остановитесь! Они вас убьют! Они убьют нас всех! — закричал Филипп.

Де Марья ни на кого не обращал внимания. Казалось, он ничего не слышит, продолжая громким голосом умолять всех святых помочь ему избежать расправы и найти норку, куда бы он смог спрятаться и спастись, спастись, спастись!

Далее последовал кошмар, которые навеки останется в памяти тех, кто все это видел.