Высокие отношения

— Все эти люди давно уже в могиле. И праха не осталось. Но все они живут здесь, на этом камне. Всех сохранила кисть мастера. И никто больше так нарисовать не сумеет. Когда-нибудь возможно. Но не сейчас. Это больше чем драгоценность, потому что у нее нет цены. Это осколок прошлого, который прошел через века, чтобы мы помнили — какими люди были. Как они жили. Что они могли. Как нам не повторить их ошибок. И все это поганый жопотрах Руэ сожжет, соскоблит ржавым ножом просто для того, чтобы вырубить Змеиный лес и сплавить бревна Острову для его кораблей…

— А вы не пробовали договориться с Руэ? — неожиданно для себя спросил рыцарь. Спросил и вдруг почувствовал странное чувство, казалось давно уж забытое в силу полной невостребованности. Бьярну стало стыдно, и он даже отвернулся, чтобы скрыть болезненную гримасу в тени.

Кэлпи помолчал.

— Мы нет. Он к нам гонцов засылал. Давно, еще когда работал на куда более состоятельного господина. Многое предлагал.

— А вы?

— Вся красота от Бога. Талант — это милость, которой Пантократор одаряет лишь избранных. На этой стене рука того, кому Отец наш дал искру божественного таланта в награду за трудолюбие. Уничтожить ее — грех. А продать за деньги на поругание — грех вдвойне. Деньги закончатся, золото пройдет круговорот жизни, вернется снова в землю. И когда Пантократор призовет к ответу, спросив «чада мои, где были вы когда черные души уничтожали благословенное Мной?»… Что мы ему скажем? Что выручили немного металла?

Бьярн молчал. Монах тоже.

— Иди спать, воин, — сказал Кэлпи. — Утром будет, чем заняться.

Глава 29

Доброе утро, последний герой!

Рыцарь ди Бестиа мерил шагами комнату. Шесть в одну сторону. Развернуться на пятках, и снова шесть. Уже в другую сторону. И повторять, повторять, повторять. Пока не закружится голова, и не начнется дрожь в коленях.

Сиятельный рыцарь Скарлетти ди Руэ моложе на пятнадцать лет. Выносливее, сильнее. И ногу не ломал ни разу… Да что таить — Руэ умелее. Что на мечах, что на топорах, что на поллэксах… Да что бы не взял в руки, он победит. Проломит жалкую защиту, выбьет из рук оружие… И хорошо, если в последний миг, Скарлетти вспомнит, что ди Бестиа не один год был другом. Но не вспомнит. Не тот человек.

Одна надежда на счастливую случайность. Что враг поскользнется, солнце попадет в глаза и ослепит, клинок сломается у рукояти, приключаться внезапные желудочные колики и прочие разлития желчи. Или что Керф все же не выдержит, и шлепнет Руэ в спину. Божий суд, чтоб его гиена за жопу покусала, того бога!

Рыцарь в бессилии погрозил небу кулаком. Тут же спрятал руку за спину. Ощерился, плюнул себе под ноги и снова зашагал от стены до стены.

Удивительное дело — умирать как-то расхотелось. Мелькнула даже предательская мысль пройти к воротам — стража не удивиться. И содрать нахрен полотнище — отзыв о согласии. А утром развести руками, изображая недоумение и непонимание. «Какой вызов⁈ Какой Божий суд⁈ Вы там перепили, любезные⁈ Стрелки, залп по вражинам!»

Но надо быть очень смелым человеком, чтобы быть рыцарем-трусом. А Мартин себя таковым не считал. Ди Бестиа присел, вытянул гудящую от усталости ногу, которую пронзали тонкие, но острые иголки внезапных спазмов. Куда тебе, старик, куда⁉ Может, проще кинуться со стены на камни? Там хоть сразу. Без мучений. Раз, и все…

Вторая бессонная ночь второй не стала. Мартин моргнул, а когда раскрыл глаза — за узким высоким окном уже буйствовало солнце.

Ди Бестиа подскочил. Но занемевшие ноги закономерно подвели. Рыцаря повело. Падая, он ухватился за стол. И упал вместе с ним, умудрившись еще и стул уронить.

На грохот в комнату влетел Керф, снеся одним ударом хлипкий засов и оторвав дверь, повисшую на одной петле.

Мечник остановился на пороге, глядя на валяющегося перед ним командира.

— Доброе утро, мастер!

Рыцарь молча кивнул. Перевернулся на живот. Попытался встать. Ноги не слушались — словно куски дерева.

— Помочь?

Мартин застонал, но руку протянул. Керф вздернул его ввысь, придержал за плечи. Толкнул в сторону кровати. Рыцарь повалился колодой.

— Ноги отнялись? — спросил заместитель.

— Отсидел… — пробурчал Мартин, старательно разминая закоченевшие мышцы.

— Ну хоть так. А то думал, что все — простуда, геморрой, чиряк на сраке…

— Букетик незабудок на могиле, — продолжил рыцарь старую песенку, — и шлюхи рыдают по мине. Такому молодому, но дурному…

— Вот что дурной, это да, — согласился с очевидным Керф. — Не передумал?

— Нет, не передумал, — тряхнул головой Мартин. — Кем я буду, если решу отказаться?

— Живым трусом, разумеется. А есть варианты?

— Иди-ка ты нахер… — простонал рыцарь, пробуя встать. Получалось плохо, но падения не предвиделось. Вроде бы.

— Не доверяешь мне, могу попросить Рыжего.

— Ты о чем? — нахмурился Мартин.

— Не строй из себя целку, друг мой, — выдохнул Керф, потряс безухой головой. — Рыжий стреляет получше, согласен. Но его туша не протиснется сквозь кусты так, чтобы про это не услышали на пару лиг окрест. А я сквознячком проскочу, ты же знаешь.

— Нет, — отрезал рыцарь. — И еще раз нет.