Высокочтимые попрошайки

Абисогом-ага торопливо развернул газету и прочёл: «Из Вана сообщают…» Не то, посмотрим, о чём ниже, — проговорил с досадой и прочитал: «Из Муша один из наших друзей пишет следующее…» И это не то. Пойдём дальше: «В «Вестнике Востока» читаем…» Взглянем-ка и на оборотную сторону: «Корреспондент «Таймса» телеграфирует упомянутой газете…» Моего имени тут нигде нет. Может, вот здесь? «Благородное сословие нашего общества пополнилось ещё одним членом. Крупный купец, владелец многочисленных усадьб и поместий, известный языковед, патриот, добродетельный и большой души человек, достоуважаемый Абисогом-эфенди вчера на трабзонском пароходе прибыл в нашу столицу. Он остановился в Пера, — улица Цветов, дом № 2. Приезд в столицу столь высокопоставленного лица, несомненно, доставит нашим благонамеренным соотечественникам большую радость».

Абисогом-ага обратился лицом к Мануку-аге и сказал: — Послушай, что про меня… — и ещё раз громогласно прочёл напечатанное в газете сообщение.

— Достопочтенный эфенди кланяется вам, — сказала хозяйка, войдя в комнату, — и просит уплатить за газету.

— Сейчас, — сказал Абисогом-ага с живостью и, достав из кошелька деньги, отдал их хозяйке. Та вышла и быстро спустилась вниз.

— Вроде как неплохо написано, да? — спросил Абисогом-ага.

— Да, неплохо, — кивнул Манук-ага.

— Хорошая, видать, газета, серьёзная.

— Да, солидная, но бывают ещё солиднее.

Хозяйка, снова войдя в комнату, подала Абисогому-аге большой пакет и письмо и сказала:

— Достопочтенный эфенди просил передать вам поклон.

Абисогом-ага наскоро вскрыл письмо и прочитал следующее:

«Высокочтимый эфенди!

Узнав о прибытии Вашей милости в нашу столицу, спешу поздравить Вас с приездом и посылаю Вам десять экземпляров моей газеты. Смею надеяться, что Вы соблаговолите изъявить согласие подписаться на мою газету и тем поддержите моё служение нации на тяжком поприще печати.

С нижайшим почтением редактор-издатель газеты… (подпись)».

— На что мне десять?

— Чтобы начитаться.

Хозяйка снова вошла в комнату, неся б руке пакет и письмо, и Абисогом-ага, вскрыв письмо, прочитал:

«Высокочтимый эфенди!

Ваш патриотизм, о котором наслышаны все, побудил меня послать Вам пятнадцать экземпляров моей газеты. Мне приятно надеяться, что Вы соизволите принять их и что Вы будете и впредь покровительствовать нашему газетному делу, которое по причине распространённого среди нас нерасположения к чтению, к несчастью, пребывает в плачевном состоянии.

С глубочайшим уважением редактор-издатель газеты… (подпись)».

Не успел Абисогом-ага сложить это письмо, как в комнату снова вошла хозяйка.

— Достопочтенный эфенди кланяется вам, — сказала она, положив на стол кипу книг и конверт. Абисогом-ага, вскрыв и этот конверт, прочитал:

«Высокочтимый эфенди!

Имею честь послать Вам сорок экземпляров выпущенной мною в свет книги сочинений, являющихся плодами моих собственных мыслей. Льщу себя надеждой, что Вы милостиво снизойдёте к просьбе моей принять их и таким образом воодушевите меня на опубликование в недалёком будущем также и других моих произведений.

Примите уверения в моём совершенном уважении, Вашего степенства покорный слуга… (подпись)».

Абисогом-ага вложил письмо в конверт и задумался.

Хозяйка снова вошла в комнату.

— Достопочтенный эфенди опять кланяется? — спросил Абисогом-ага.

— Нет. Пришёл один из ваших носильщиков, просит рассчитаться.

Абисогом-ага вытащил из кошелька двадцать пиастров, отдал их хозяйке, и та вышла.

— …В одном углу читальни несколько человек готовили список кандидатов в члены совета, — сказал Манук-ага, возвращаясь к своему рассказу. — Они были не на нашей стороне, и делали всё, чтобы в квартальный совет прошли, как я уже говорил, только их люди — одни мздоимцы…

— Пришёл какой-то юноша, оставил эти книги и сказал, что сегодня или завтра он сделает вам визит, — снова войдя в комнату, выговорила хозяйка и положила книги на стол.