Высокое искусство

Когда Шевченко, разгневанный молчанием критиков, сердито сказал, что никто из них даже «не залает на него и не тявкнет», Славинский счел эту фразу недопустимой грубостью и вместо нее написал:

Но обо мне молчат упорно[278].

Этот «роковой поединок» переводчика с автором длится на всем протяжении книги Славинского. Он берет, например, у Шевченко такое двустишие:

Маю сердце широкеєHi з ким поділити —

и делает из этих немногословных стихов длинный каталог лакированных пошлостей:

Грусть мне душу гложет, (!)Широко открыл я сердцеДля людей и света, (!)Но хиреют и тускнеют, (!)Вянут без ответа (!)

Сердца яркие (!) желанья (!)И мечты в неволе. (!)[279]

Восклицательными знаками в скобках отмечены те стихи, которых в подлиннике нет и никогда не бывало. Превратить лаконичные строки в дешевый словоблудный романс – такова тенденция переводчика буквально на каждой странице.

Одной из особенностей сложного, смелого и самобытного стиля Шевченко является свободное внедрение в стих простых, разговорных, народных, бытовых интонаций: «А поки те, да се, да оне», «скачи, враже, як пане каже, на те він багатий», «а він бугай собі здоровий, лежить аж стогне, та лежить», «тоді повісили Христа, й тепер не втік би син Марії», «облизався неборака», «аж загуло», «та верещать… та як ревнуть», «пропало як на собаці».

Такая народная речь ненавистна всем этим ревнителям банального стиля. Им хотелось бы, чтобы Шевченко писал более высокопарно, кудревато и книжно, и во всем «Кобзаре» они без следа уничтожили живые народные приметы стиха.

Такие, например, выражения Шевченко, как «поросяча кров», «всі полягли, мов поросята», «Яременка в пику пише», кажутся Славинскому невыносимо вульгарными, и он уничтожает их одно за другим.

Великолепные по народной своей простоте две строки:

А я глянув, подивився,Та аж похилився! —

Славинский переводит таким конфетным романсовым слогом:

Я взглянул, и горький ужас (!)Овладел душою: (!)

Что тебе, красотке юной, (!)Суждено судьбою? (!)[280]

А когда Шевченко говорит по-народному:

То так утну, що аж заплачу, —

переводчик, возмущенный таким «мужичьим» оборотом, переводит:

И песней загоралась грудь[281].

Эта загоревшаяся песней грудь демонстративно противоречит эстетике Тараса Шевченко, но что же делать, если всякое отклонение от пошлой красивости кажется переводчику вопиющим уродством, если при всем своем внешнем пиетете к поэзии Шевченко он лакирует и подмалевывает ее чуть не в каждой строке.

Шевченко говорит про старуху, что она, идя навестить своего заключенного сына, была

Чорніше чорної землі.

Славинский превращает эту древнюю народную формулу в две строки салонного романса:

И страшен был в лучах заката (!)

Землистый цвет ее чела[282].

В сущности, он переводит не столько с украинского на русский, сколько с народного – на банально-романсовый. Небесполезно следить, с каким упорством производит он это систематическое опошление Шевченко. Шевченко говорит, например, с разговорно-бытовой интонацией:

Отаке-то. Що хочете,То те і робіте.

А Славинский даже эту разговорную фразу заменяет многословной пошлятиной:

Равнодушен стал я к жизни,К жизненной отраве,Равнодушно внемлю людям,Их хуле, их славе[283].

Сочинена целая строфа самой заядлой пошлятины исключительно ради того, чтобы заглушить живую интонацию, свойственную стилю Шевченко.

Казалось бы, чего проще – перевести такую простую разговорную фразу Шевченко: «і заспиває, як уміє» («И запоет, как умеет»). Но именно простота-то больше всего ненавистна переводчикам школы Славинского, и он выкамаривает из этой фразы такое:

И снова песен бьет родник (!)

И вновь его мечта (!) святая (!)Горит (?) сияньем (!) молодым (?)[284].

Можно себе представить, как при таком законченно пошлом вкусе Славинскому отвратительна фольклорность Шевченко.

У Шевченко есть, например, жалобная народная девичья песня – предельно простая в строгой своей лаконичности:

Ой маю, маю я оченята,Нікого, матінко, та оглядати,Нікого, серденько, та оглядати!

И вот каким фокстротом звучит эта песня в переводе Славинского:

Оченьки моиНегою горят, (?)Но кого огнемОбожжет мой взгляд?[285]