Высокое напряжение

Она так и не пришла за мной, потому что умерла. Бэрронс говорит, что она мирно скончалась во сне от разбитого сердца, что она не сумела вынести потерю и мужа, и сына. Я прекрасно все понимаю. Тогда женщина, не защищённая мужчиной, была добычей. Я подозреваю, что те же друзья, вставшие в тот день на её сторону, позднее опустились и убили её, захватив наши земли, а Бэрронс едва унёс ноги живым. Он поклялся, что вернёт меня. И он вернул. Но это история для другого времени, Дэни. Наше время может оказаться коротким.

На мгновение я дрейфовала, связанная с ним, ощущая его всеми органами чувств. Я никогда прежде не испытывала такой интимности, намного больше, чем соприкосновение наших тел, слияние наших сознаний. Я чувствовала его вкус: Опасность, безжалостность, свирепость, бесстрашие. И хищная, непоколебимая верность и преданность. Он был прежде всего животным, чистокровным, верным и территориальным как волк.

Семья для Риодана значила все. Он следовал за Бэрронсом через все своё существование, решительно настроенный держаться вместе. Девятка тоже стала его семьёй. Он терпеливо возвращал их всякий раз, когда они разбредались, тысячелетиями собирал их по всему земному шару, следуя за Бэрронсом, пока тот искал способ освободить своего сына, о существовании которого я не догадывалась.

Затем он показал мне сына Бэрронса, клетку, в которой он (и Риодан!) был заключён. Он также поделился со мной финальной сценой: как мучимое дитя наконец обрело покой.

Мои глаза распахнулись от шока, разбивая иллюзию нашего объятия, и я уставилась на него через разделявшее нас расстояние, которое теперь казалось слишком близким для моего комфорта. Я поспешно попятилась назад.

— Ты издеваешься? — заорала я. — Я превращаюсь в единственное создание, способное тебя убить?

Он пожал плечами, на губах играла слабая улыбка.

— Я всегда говорил, что хочу равную себе, Дэни. Похоже, я её и получил.

Я в ужасе уставилась на него.

— Если моя обнажённая кожа коснётся тебя, и я взорву тебя, ты умрёшь окончательно?

Он снова пожал плечами.

— Я понятия не имею. Однако я прекрасно могу касаться Охотника, — он сверкнул волчьим оскалом. — По крайней мере, тогда мне удастся забраться на тебя, женщина, хоть в одном смысле чёртова слова.

— Не шути в такие моменты, — прошипела я.

Серебряный лёд блеснул в его глазах.

— Мать твою, Дэни, распакуй своё чувство юмора. Это одна из многих вещей, по которым я сильнее всего скучал в тебе. К слову говоря, вот прямо сейчас ты можешь начать рассказывать, по чему во мне ты скучала больше всего. Насколько я понимаю, если ты превращаешься в Охотника, ты будешь бессмертна. Это плюс. Я не предаюсь мрачным мыслям. Это фишка Бэрронса. Но никогда не твоя и не моя.

В его словах был смысл. Были судьбы и похуже. Шазаму я, наверное, ещё сильнее понравлюсь в обличье Охотника. Мы с Риоданом сможем подкалывать друг друга целую вечность. Дракон, зверь и Адский Кот, пролагающие свой уникальный путь жить вместе.

И все же любой мужчина устанет любить дракона.

— Я не любой мужчина, — сказал он тихо, подходя к комоду с ящиками и вытаскивая длинную деревянную коробку. — Что я тебе говорил давным-давно? Адаптация — это выживание. Есть способы. Я не хотел, чтобы ты сегодня выходила на улицы, потому что я хочу, чтобы ты сделала кое-что другое. Иди сюда.

Он повернулся и подошёл к столу возле огня, где он достал из коробки предметы. Чернила. Иглы. Сложный узор, нанесённый на кусок пергамента. Когда я присоединилась к нему, соблюдая между нами осторожное расстояние, он сказал:

— Хоть я и могу создавать в твоём сознании иллюзию, которая ощущается настоящей, ты не можешь делать этого для меня, пока мы не завершим метку. Тогда иллюзия будет реальной для нас обоих. А именно, — продолжил он на случай, если я не уловила смысл, — секс будет неотличим от реальности. Нахер неопределённое будущее. Сделай мне тату, Дэни. Позволь мне быть зверем, влюблённым в дракона. Мы все ещё можем получить все без исключения.

Я стояла там, делая нечто совершенно чужеродное для меня, думая обо всем, что могло пойти не так. Любовь оказывала такой эффект. Пудрила тебе мозг, заставляла думать о вещах, о которых ты бы иначе никогда не подумал.