Высоцкий

Город попросил Любимова дать помимо спектаклей еще концерт артистов прославленного театра. Оборудовали зал – мест на три тыщи, если не больше. Стали выходить таганские звезды. Демидова замечательно прочитала стихи Блока – вежливо ей похлопали. Следующий был номер – не важно чей, но человека по-хамски согнали гулом и свистом со сцены. Это они ждут Высоцкого и от нетерпения способны на все. Собрался Смехов исполнять Маяковского – и опять нависла угроза обструкции. Высоцкого просто выносит на сцену, гнев его распирает, и он взглядом василиска в мгновенье заставляет толпу онеметь. – Если вы сейчас же не замолчите, я вас уважать не буду. Вы обидели не только моих друзей, но и артистов высочайшего класса. Объяснил популярно, кто здесь кто. Поняли, успокоились. Выслушали и Смехова, и Золотухина. А он на эту публику всерьез рассердился: если вы любите Высоцкого, то зачем же его подводите, ставите в дурацкое положение? Но, кажется, они это не со зла. Вышел уже с гитарой, осторожным жестом приостановил радостный шквал. Нет, это не массовое одурение, лица все-таки не фанатичные, осмысленные...

После всех записок, вопросов-ответов он выходит, преследуемый собирателями автографов, на свежий воздух. Садится в автобус – и вдруг поднимается в воздух. Что, мы в самолет по ошибке сели? Нет, это поклонники подняли автобус на руках. Ну, это можно, если вам так нравится: все же я в этом автобусе не один, а с товарищами.

Первого июля отправились на катере вниз по Каме – в Елабугу. Оплата проезда – натурой, то есть Высоцким. Еще у Пушкина описано такое распределение труда: «Нас было много на челне, иные парус напрягали... Та-та-та-та наш кормщик умный в молчанье правил грузный челн, а я – беспечной веры полн, – пловцам я пел...» Приплыли, вскарабкались на крутой берег, добрались до места, где Цветаева жила и где с жизнью рассталась.

Дом оказался наглухо закрытым, подались к соседке. Она разговаривала так же неприветливо, как обитатели «нехорошей квартиры» на Большой Садовой теперь встречают поклонников «Мастера и Маргариты». От нее узнали, что дом переделан, что нет уже ни комнаты, в которой Цветаева с сыном Муром жила, ни пристройки, где «эта писательница» повесилась. Пристройка была низкая, и ей пришлось на колени стать. (Прощения у Бога просила – подумалось. ) Тетка что-то еще плела про жареную картошку на сковородке, про запас крупы в шкафу. Все-то они со жратвой сравнивают, хотя при чем тут это: от голода с собой не кончают... А от чего все-таки? Сколько уж всего наговорено на тему самоубийства, сколько мифов и теорий нагорожено, а всякий раз начинаешь думать об этом с нуля...

Нет, хрен вам, пуля и петля! Никогда и ни за что! Это ему теперь стало окончательно ясно. Самоубийство – смерть разума, которую разлученная с ним душа вытерпеть не может. А он со своим разумом еще ни дня в разлуке не прожил. Всё пока что всегда понимал трезво – как ни вызывающе это слово звучит применительно к его образу жизни. Если что не выдержит когда-то – так это душа, а души самоубийцами не бывают, они просто переходят в другое пространство.

Могилу Марины тогда, в сорок первом, потеряли, потом через двадцать с лишним лет памятник поставили там, куда по интуиции указала сестра Анастасия. «Здесь, я чую!» – старушка кричала. Правильно, что ее послушались. С душой поэта ведь можно говорить в любом месте, если проговоришь про себя несколько его строк: «Кто победил на площади – про то не думай и не ведай, в уединении груди – справляй и погребай победу уединения в груди. Уединение: уйди, жизнь!»

Из напитков ему здесь больше всего нравится кумыс – говорят, он даже с градусами! Ему достают его столько, что почти на всю труппу хватает. Люди здесь объявились такие – даже не назовешь их пошлым словом «поклонники», в общем, хорошо его понимающие. Работают на КамАЗе, а читают побольше, чем московские задаваки. Ходили с коллегами в гости в одну такую семью – там на полке, рядом с книгами классиков, пленки с аккуратными надписями «Высоцкий» по краю коробки. «У нас все хорошо знают вашу поэзию», – спокойно так говорят, без подобострастия. Есть читатели, будет для них и книга когда-нибудь.

«Мак-Кинли» в июле снимается в Венгрии. Много всяких нагромождений, нарочитого драматизма, иронии, обращенной неизвестно на что. Как состыкуются со всем этим баллады? Оттуда – в Югославию, где недолгие съемки в «Единственной дороге», а потом с Мариной – на остров Светац, где самый лучший в мире отель «Святой Стефан» и великолепное море с Италией на противоположном берегу...