Высоцкий

– Адрриатические волны, как Саня некогда сказал. Почему «Саня»? Это не от фамильярности, а по созвучию – просто в конце «Евгения Онегина» говорится: «Иных уж нет, а те далече, как Сади некогда сказал». А про адриатические волны – в первой главе того же произведения. Так-то! Нет, всего «Онегина» я тебе, пожалуй, наизусть уже не расскажу – память не та, но на часок, с пробелами и купюрами могу... Ладно, в следующий раз. А еще Пушкин написал про Бонапарта и черногорцев, которые не сдались французам. Хотя и не довелось Александру Сергеевичу сниматься в совместном советско-югославском фильме и быть командированным в эту страну. Продолжая классическую традицию... Короче, вот стихи:

Водой наполненные горстиКо рту спешили поднести -Впрок пили воду черногорцы,

И жили впрок – до тридцати..

Приглашает Высоцкого с супругой к себе на дачу чрезвычайный и полномочный посол СССР в СФРЮ товарищ Степаков Владимир Ильич. Да, тот самый, что в Центральном комитете КПСС шесть лет назад заведовал отделом пропаганды и агитации. По всей видимости, именно он развернул тогда широкую пропаганду против сомнительных песенок «с чужого голоса». Партработников иногда посылают на дипломатическую работу – в порядке повышения или понижения в чине. Послать бы и нам этого посла... Но кто старое помянет – тому глаз вон, будем дипломатичны.

Начал с «Песенки про козла отпущения» – посол слушал задумчиво, поежился на словах:

Не один из вас будет землю жрать,Все подохнете без прощения, -

Отпускать грехи кому – это мне решатьЭто я – Козел отпущения!

Среди приглашенных и любимая певица советского народа Людмила Зыкина. У кого-то возникает идея объединить двух «звезд». Стали искать песню, подходящую для обоих. Затянули: «Если я заболею – к врачам обращаться не стану...» Так себе вышло. А потом, когда Высоцкий начал «Как по Волге-матушке, по реке-кормилице...», Зыкина неплохо ему подпела. Вот сенсация-то: дуэт Высоцкого и Зыкиной! Но не услышит этого народ, потому что такие вещи у нас делаются только в экспортном исполнении и для ограниченного спецконтингента.

Пожалуй, главное из того, что он написал на тридцать седьмом году жизни своей, – это «Погоня» и «Старый дом». Не просто цикл получился, а как бы маленькая поэма в двух частях – «Очи черные», и финал не только вторую песню завершает, но и замыкает кольцо:

... Сколько кануло, сколько схлынуло!Жизнь кидала меня – не докинула.Может, спел про вас неумело я,Очи черные, скатерть белая?!

Два образа России. В одиночку наш человек отчаянно смел – и от любых волков ускачет. А как сойдутся вместе, то – «скисли душами, опрыщавели», «испокону мы – в зле да шепоте». Получается, что зло у нас множится в коллективных формах, а добро всегда индивидуально. Во все времена.

Может быть, «Погоню» он споет в новом фильме Хейфица – «Единственная» – по рассказу Павла Нилина с отличным названием «Дурь». И любовный треугольник там необычный. Главного героя – шофера, играет Золотухин, его жену – Проклова. Ее героиня – такая, как говорят в народе, «не б... а честная давалка» – не может устоять перед личностью в штанах. И вот очередным ее предметом становится руководитель хорового кружка Борис Ильич, которому она после задушевного разговора отдается. Высоцкому предложено этого провинциального неудачника сыграть, а если захочет – то и спеть. Предложение принято, а насчет песни – посмотрим.

На гастроли в Вильнюс труппа приехала поездом «Летува», а Высоцкий с Дыховичным и Золотухиным на «БМВ». «И какой же еврей не любит быстрой езды», – острил Золотухин, когда рулил Дыховичный. Переночевали в Минске. Ваня угощал жареными утками, подстреленными на царской охоте его тестем, членом политбюро ЦК КПСС.

Началось все нормально, а потом навис очередной срыв. Разругался с Таней, потом просил у нее прощения на глазах у всех. А самого себя простить можно, увы, единственным способом...

Сутки проспал в номере. Машину Дыховичный перегнал в Москву, куда они уже потом вместе отправились поездом. Гастроли продолжаются в Риге, но туда Высоцкий попадает не сразу. Опять в нем жизнь и смерть захотели помериться силами. Разум как будто скован, но все-таки цел и продолжает пассивно наблюдать за происходящим. Вот его несчастный владелец вырезает из себя «вшивку», вот он тем же ножом ударяет себя в грудь – но знает, что удар не смертелен. Дает Дыховичному себя скрутить и вызвать «скорую помощь», которая накладывает швы. Что потом? Пытается выброситься из окна, но чувствует, что притяжение жизни сильней. Оказывается в Склифе, через сутки выписывается, но едет не домой, а к Севе Абдулову на Немировича-Данченко, откуда его вновь везут в Склиф, предварительно вшив «эспераль» – прямо на столе.