Высшая мера

– В лагерь приедем, там один закон, воровской, а ты щенок, будешь так базарить, я тебе каждое слов в глотку вобью, уяснил?– прошипел Кислый.

– Да кончить его, суку ментовскую, Кислый!– взъярился второй, шустрый и быстрый, как ртуть.– Я слышал, как он пел этим, что лейтенант НКВД! Краснопогонник х..ев! Кончай, мусора!

– Давай!– развернулся я к ним, чувствуя, как накипевшая за долгое время злоба, вырывается из меня волной.– Давай! Всех положу!

Позади меня встали отец Григорий и недовольный Качинский. Оба были настроены решительно.

–Стоять, животные!– рявкнул сержант, прекращая потасовку, вскакивая с нар.– ну-ка рассосались по углам, пока профилактику вам не устроили. Разошлись, ишь ты!

Недовольно скривившись, Кислый с товарищами отправился на нары. Многозначительно мне улыбнувшись, мол разговор наш еще не окончен.

– А вы что стоите, как три богатыря на распутье!– заорал на нас сержант.– Сейчас всех троих по почкам отоварю!

Качинский потянул меня за плечо, возвращая на свое место. Отце Григорий широко и истово перекрестился. Не знаю, каков был толк от него в драке, но то, что он уже встал в один ряд рядом со мной, прибавило веса для него в моих глазах, так же как, впрочем, и бывшему поручику царской армии.

Паренек, за которого мы заступились, уполз обратно на свое место, вжав в голову в плечи, ожидая неотвратимого наказания, но счастливо глодал червивую рыбеху, причмокивая губами из моей миски.

– За нарушения режима этапирования, весь этап лишается пайки воды до прибытия в Темниковский лагерь,– объявил нам сержант, с наслаждением зачерпнув ковшик ледяной водицы и выпив его до дна. При виде этого действа у меня потекли помимо воли слюни. В горле пересохло, но что-то просить было бессмысленно. Ясно, что не даст.

– Мужественно, но глупо!– проговорил будто бы в никуда Лев Данилыч, устраиваясь поудобнее на жестком полу. Состав все-таки перецепили. Лейтенант Ковригин вернулся запыхавшийся и засыпанный снегом. За пределами теплушки начиналась метель.

– Надо было промолчать, когда унижают человека, смешивая его с дерьмом?– разозлился я, поворачиваясь к нему.

– Нетипичный вы гэбист,гражданин Клименко…– задумчиво произнес Качинский.– таких редко встретишь в вашей конторе. В основном эта и есть философия НКВД – сломать волю, унизить, растоптать, причинить боль…– он потер обожженную щеку, словно вспоминая что-то, некрасиво поморщившись.

– Плетью обуха не перешибешь прости Господи!– прошептал отец Григорий.– Дорога в ад устлана благими намерениями…

– Пошли к черту!– зло брякнул я, поворачиваясь к ним спиной и закрывая глаза. Пить хотелось ужасно. И это еще я съел только половину своей порции. Представив, что чувствуют сейчас остальные, я ощутил себя виноватым, в том, что оставил весь этап без воды. – К черту!– прошептал я еще раз, закрывая глаза и проваливаясь в спасительное забытье.

ГЛАВА 8

Головко не обманул. Возле входа в вокзал, с правой стороны от верей стояла телега с лошадью, лениво что-то выбирающей в снегу. При виде хоящина она заржала, приветливо кивая гривой. Сержант ласково потрепал её длинной , породистой шее, а потом обернулся к пораженно замершим подле телеги Андрею с Валентиной.

– Значит, устраиваемся, товарищи! Барышню мы вот сюда в сено посадим, а вас, товарищ капитан, значит, сюда, ко мне на козлы, часа через четыре будем на месте. Барышня и подремать успеет.

Валентина заметила, как всего передернуло Андрея, когда к нему обратились в соответствии с новым званием. К новым петлицам он так пока привыкнуть не смог. Легко взвалил на телегу чемодану, сел рядом, не обращая внимания на супругу, которая неловко затопталась подле подводы, кутаясь в теплый пуховый платок. Дул пронизывающий сырой зимний ветер, который тут казалася намного неприветливее и ледянее, чем в остальной части России.

Привокзальная площадь была пуста. На другой стороне промелькнула такая же телега с возницей, да трое рабочих прошли в сторону вокзала. Грустным и нелюдимым городом оказался Саранск, серые дома, пустые улицы, невзрачная площадь. Все здесь сделано было вроде бы как наполовину, не по-городскому, но уже и не по-деревенски, вот и эта подвода с лошадью…Казалось наступил новый век, век машиностроения и механизации, ан нет…Гривастая красавица, как и сто лет совершала переходы по тридцать с лишним верст, так и совершает.

– Туточки, значит, удобнее всего будет…– заметил Головко замешательство Валентины и не преминул помочь. Подсадил ее на мягкое сено, куда она провалилась, будто в душистое парное молоко. Сразу стало намного теплее и уютнее, словно в детство вернулась.

– Но-оо!– причмокнул губами Головко, ловко управляя поводьями. Лошадка, дотоле меланхоличная и спокойная, мгновенно взяла широким размашистым аллюром, и Валечке оставалось лишь только наблюдать, как мимо них пролетают дома, переулки, казенные учреждения и какие-то склады.

Все вокруг было уныло и однообразно. То противного скучно и неинтересно. Ей даже удалось задремать под неторопливый разговор мужа с сержантом.

– А что лагерь ваш,– интересовался Коноваленко,– большой? Что за жизнь в нем?