Высший генералитет в годы потрясений Мировая история

Самым внимательнейшим образом было исследовано содержание письменного стола. На его поверхности, на видном месте, обнаружили листки бумаги с записями Ахромеева. Записок насчитали шесть. Графологическая экспертиза установила: все шесть записок сделаны рукой покойного.

Они лежали на столе аккуратной стопкой. Следователи составили опись в той последовательности, в которой записки располагались.

Сверху лежала записка от 24 августа. К сожалению, следствие не приводит текст записок полностью, а лишь обозначает, о чем в них говорится. Впрочем, наверное, записки были очень короткими. В первой, лежавшей сверху, Ахромеев просил передать записки его семье, а также Маршалу Советского Союза С. Соколову. Записка последнему датирована 23 августа. В ней содержится просьба к Соколову и генералу армии Лобову помочь в похоронах и не оставить членов семьи в одиночестве в тяжкие для них дни. Записка семье тоже датирована тем же днем — 23 августа. Ахромеев сообщает, что принял решение покончить жизнь самоубийством.

Следующая, четвертая, записка безадресная. На ней стоит дата 24 августа. В ней покойный объясняет мотивы самоубийства: «Не могу жить, когда гибнет мое Отечество и уничтожается все, что считал смыслом моей жизни. Возраст и прошедшая моя жизнь дают мне право из жизни уйти. Я боролся до конца».

К пятой записке была подколота денежная купюра достоинством 50 рублей. Это его долг кремлевской столовой, и маршал просит уплатить за обеды. (Господа обличители! На ваших лицах уже появилась краска стыда за обвинения в нескромности маршала? Вспомните свои пассажи о его даче, холодильнике и т. д.) Эта записка также от 24 августа.

И последняя записка: «Я плохой мастер готовить орудие самоубийства. Первая попытка (в 9.40) не удалась — порвался тросик. Собираюсь с силами все повторить вновь».

Тщательное исследование пластмассовой урны под столом выявило находившиеся там куски синтетического шпагата, схожего с материалом петли.

В заключении судебно-медицинских экспертов, подписанном 25 августа, сказано: признаков, которые могли бы свидетельствовать об убийстве Ахромеева путем удавления петлей, при исследовании трупа не обнаружено. Не выявлено и каких-либо телесных повреждений, кроме странгуляционной борозды.

А может, решение о самоубийстве возникло под влиянием алкоголя? Результаты вскрытия опровергли и это предположение. Эксперты подтвердили: перед смертью Ахромеев спиртного не принимал.

О почерковедческой экспертизе я уже говорил: все шесть записок, обнаруженных на столе в его кабинете, написаны Ахромеевым. Никаких улик, хотя бы косвенно наводивших на подозрение об инсценировке, не установлено.

И все же, все же… Страшная, неприемлемая по законам военной чести смерть от петли — удел изменников и лазутчиков.

Многие, кто знал Ахромеева — а круг этих людей очень широк, ведь он пятнадцать лет прослужил в Генштабе, четыре года его возглавлял, занимался проблемами сокращения и ограничения ядерно-космических вооружений, — до сих пор не верят в официальную версию случившегося. Он никогда не проявлял ни страха, ни слабости. Слишком много повидал на своем веку стрессовых, безвыходных ситуаций, чтобы на склоне лет вот так нелепо и бессмысленно сунуть голову в петлю. Человек, прошедший в Великую Отечественную самые смертоносные фронты — Ленинградский, Сталинградский, Южный, 4-й Украинский, да еще в качестве командира стрелковой роты, а затем батальона, что означало: каждодневная передовая и жизнь на волоске, не мог потерять самообладание до такой степени. О его волевом, твердом характере говорили мне и те, кто видел Ахромеева на афганской войне, где он два с половиной года возглавлял штаб оперативной группы министерства обороны.

Но, может, таким он выглядел только на людях, когда к этому обязывали само положение, сияние маршальских звезд, золотой блеск наград? Может, в повседневной жизни он был совсем иным человеком? Кто лучше знает его, чем семья?

Вдова и обе дочери не разрушили сложившегося в общественном мнении представления о муже и отце как об очень волевом человеке. Они никогда не замечали за ним уныния, хандры, нерешительности. Жизнерадостность была отличительной чертой его характера.

В книге «Кремлевский заговор» бывший Генеральный прокурор России Валентин Степанков и его соавтор Евгений Лисов, который возглавлял работу следственной группы прокуратуры по делу ГКЧП, пишут, что последнюю ночь перед смертью Ахромеев провел на даче с семьей дочери Натальи Сергеевны.

Внимательно вчитаемся в это свидетельство.

Четыре вечера подряд, рассказывала следствию дочь маршала, она не могла с отцом поговорить, так как он возвращался усталый, очень поздно, пил чай и ложился. Кроме того, ее отец был таким человеком, которому невозможно было задавать вопросы без его согласия на то. В пятницу, 23 августа, накануне его смерти, дочь почувствовала, что отец хочет поговорить.