Выстрел

— Я просто устал жить в этом дерьме, в то время как ты живешь в долбанном пентхаусе шикарной жизнью. Уже больше трех лет, — выплевывает он, а потом падает на диван.

Я смотрю на него и стараюсь усмирить его раздражение:

— Я понимаю. Мне жаль, но ты знал, как все будет. Ты знал, что ничего не получится, если мы поспешим.

— А ты вообще работаешь над этим, Элизабет? Потому что, как я понимаю, ты довольна своей жизнью.

— Не будь придурком, Пик, — говорю я, повышая голос. — Ты ведь знаешь меня. Ты знаешь, что я всей душой ненавижу этого мудака.

Он наклоняется вперед, ставит локти на колени и опускает голову на руки. Я подхожу к нему, сажусь рядом на диван и начинаю растирать его плечи, его мышцы напряжены из-за того, что он расстроен.

— Извини меня, — тихо произносит он, отклоняясь на спинку дивана, затем притягивает меня к себе и обнимает.

Мне нужен этот контакт, нужны его прикосновения. Всегда было так, я вытягиваю руку и обнимаю его за талию. Ненавижу быть вдали от него, но знаю, что ему это не нравится еще больше. Он живет в этом дерьмовом месте, тайно платит владельцу трейлера, чтобы никто его не узнал. Он по-прежнему суетится, чтобы выжить, и тут я, лежу в его объятиях, одетая в проклятое пальто от «Эрмес», которое, вероятно, стоит дороже, чем эта дыра, в которой он живет.

— Все в порядке, — уверяю я его. — Мне жаль, что ты застрял здесь, но это не навсегда.

— Я уже начинаю задаваться вопросом, а так ли это.

Я перекидываю ноги через его колени, чтобы он мог прижать меня к своей груди, и когда я удобно устраиваюсь, то рассказываю ему:

— Я встретила кое-кого.

— Да?

— Да. Думаю, он заинтересовался.

— Ты говорила так и о других. С чего ты взяла, что этот особенный? — спрашивает он.

— Не знаю, но стоит ведь попытаться, верно?

Он не отвечает, и когда я наклоняю голову, чтобы посмотреть на него, его глаза встречаются с моими.

— Я не сдамся, — говорю я. — Мне нужно, чтобы ты понимал это. Я сделаю все, что угодно, чтобы у нас было новое будущее.

Он целует меня, его рука проскальзывает мне на затылок, чтобы прижать меня ближе. От знакомого вкуса его сигарет мне становится уютно, как ребенку под одеялом. Он — мой уют. Я зависела от него, с тех пор, как была маленькой. Он защищал меня, когда я была восьмилетней девочкой, и продолжает делать это, хотя теперь я уже двадцативосьмилетняя женщина.

Резкое тепло его языка скользит по моему, медленно, затем он отстраняется, заканчивая наш поцелуй.

— И кто этот несчастный ублюдок?

— Его зовут Деклан Маккиннон. Мы с Беннеттом посещали одно мероприятие, на котором как раз и познакомились с ним.

— Какое мероприятие? — спрашивает он.

— Открытие его отеля. Он закатил эффектную вечеринку с нужными людьми, — говорю я ему. — Я еще плохо знакома с ним, но точно знаю, что его отец — владелец строительной фирмы, и он построил целый ряд высококлассных отелей. Не знаю, сколько отелей у Деклана, но один есть точно.

— Кажется, он слишком публичная личность, — замечает он, затем пересаживает меня со своих коленей и направляется на кухню. — Пиво?

— Ага.

Он открывает бутылку и подает ее мне, а затем садится на диван рядом со мной.

— Я знаю, что он не совсем подходит, и я не собиралась ничего с ним делать, но он работает со мной над вечеринкой, и мы проводим вместе много времени. Думаю… — я делаю глоток пива и продолжаю: — время, конечно, все расставит по местам, но я уже вижу, что он заинтересован. Я совсем недавно познакомилась с ним, так что пока пытаюсь понять его.

— И что ты думаешь о нем сейчас?

— Думаю, он — парень, которому нравится все контролировать. Но в то же время, ему, кажется, нравится, когда я спорю с ним. Я уже посадила семечку, что я девушка, которую нужно спасти, — смеюсь я, вспоминая о том, как сидела в его машине. — Уверена, он купился на это. Глупый придурок.

— Он уже прикасался к тебе? — резко говорит он.

— Нет, Пик. Я знакома с парнем неделю, ты ведь знаешь, я так не работаю. Мужчинам нравится охотиться, так что я собираюсь устроить ему это, пока он не поддастся.

— Думаешь, такое возможно, что он влюбится в тебя?

— Надеюсь на это, — отвечаю я.

— И я тоже. Мне уже надоело здесь жить, малышка. Ты даже не представляешь, — говорит он, сжимая мое лицо в своих ладошках и всматриваясь в него. — Знать, мать твою, что его руки на тебе…

— Я не чувствую этого.

— Не лги мне.

— Не лгу, — говорю я, хотя это неправда. Я так сильно стараюсь не чувствовать руки Беннетта. Я стараюсь предотвратить оргазм с ним, и я ненавижу свое тело, когда оно недостаточно сильное, чтобы бороться с этим, и он все-таки заставляет меня кончить. Такое происходит время от времени, и гнев, который растет во мне, является горящим напоминанием о той слабости, которая все еще живет внутри меня. Слабости, от которой я продолжаю пытаться избавиться, но Пик был бы просто взбешен, если бы узнал, что я лгу, позволяя ему верить, что только у него есть эта часть меня. Часть, которую его глаза говорят мне, он хочет прямо сейчас.

— Скажи мне, что ты ненавидишь его, Элизабет, — шипит он, медленно нависая надо мной, и толкает меня, чтобы я легла на диван.