Выстрел из прошлого

Ему было лет тридцать семь. Аккуратный, гладкий, чистый, за исключением халата, на котором Инсаров еще в коридоре заметил желтоватые пятна. Под ним проглядывала клетчатая рубашка, за ней резинка белоснежной майки, врезавшаяся ему в шею. Весил он рекордно много – полтора центнера, не меньше. Под стать весу были его очки в массивной оправе. «Такие же были у моей матери», – отметил Виктор.

Главврач сделал вид, что торопится.

– Итак, что я помню об этой пациентке. Во-первых, я припомнил имя ее лечащего врача: им был лично заведующий клиникой Станислав Шестков. У нее наблюдалось биполярное расстройство в депрессивной фазе развития болезни. Это безразличие и отсутствие интереса ко всему. Это и склонность к самобичеванию. А также проявление суицидальных наклонностей. В этой связи пациентку часто фиксировали, опасаясь за ее жизнь. Она могла перерезать вены, проглотить что-то острое, стекло например, затянуть петлю на шее, ну и так далее.

– Фиксации пошли ей на пользу?

«Привяжи меня... Иначе я лишусь даже пяти минут без этих чертовых ремней. Пять минут для меня важнее, чем целая ночь, понимаешь меня?»

– Как мы знаем – нет. Она умерла спустя несколько месяцев пребывания в нашей клинике. Точную дату, если она вас интересует, я могу назвать, посмотрев в архиве.

С этими словами врач-психиатр с лицом балагура вышел из-за рабочего стола и позвал посетителей за собой. Они спустились в полуподвальное помещение, миновав лестничную площадку, где у них под ногами скрипели окурки и спички. В помещении Яблонский указал на тяжелую дверь, обитую оцинкованным железом и закрытую на навесной замок.

– Здесь и там, – заведующий указал толстым пальцем на соседнюю дверь, – во времена незапамятные, как вы говорите – во время интенсивного движения советских поездов, лежали пациенты клиники. Сейчас здесь хранится то, что от них осталось: память.

Виктор тяжело сглотнул и даже не удержался от жеста, потянувшись рукой к горлу. Андрей перехватил его движение и был вынужден объяснить доктору:

– Он клаустрофоб.

– Тогда ему заказано лечиться у нас, – сострил тот.

– Это точно, – подтвердил Инсаров, беря себя в руки. – Вы философ?

– Мои пациенты философы, – ответил Яблонский. – А я лечу их от этого недуга. Я спасаю их – шибко умных, а значит, дерзких в своих мыслях, их не любили во все времена. Знаете, почему от них избавлялись таким способом, как «ссылка» в капстраны?

– Вы дверь-то в архив откройте, – перебил Виктор, поторапливая разговорчивого «психа».

– Пораскиньте мозгами, пока я буду ковыряться с замком, – сказал он тоном, которым, скорее всего, обращался к своим психопатам. – Сто раз говорил сестре-хозяйке и ее брату: смените замок. И повесьте табличку: «Архив».

Толстяк прищурился, прикидывая, видимо, как будет смотреться табличка с надписью «Архив» на двери, похожей на громадное корыто.

Он открыл замок и положил его в карман. Халат сразу съехал в сторону. «Чего ты медлишь, кретин? – улыбнулся Виктор. – Веди нас в бумажные закрома. Если только осы не слопали досье клиентов-философов». И он понял причину его медлительности. Нет, он не опасался за очередной приступ клаустрофобии посетителя, он ждал ответа на свой полуковарный вопрос. Он буквально вынудил Инсарова пожать плечами: «Не знаю», повести бровью: «И знать не хочу».

Врач расплылся в улыбке, как опара.

– А я отвечу. Шибко грамотных «ссылали» в Америку и чуть поближе для того, чтобы они там сеяли смуту. Что толку отправлять их в Сибирь, в эту советскую, а ныне российскую Азию? Других смутьянов разводить? Грамотные там, в капстранах, поносили Союз. Факт вроде бы прискорбный, оскорбительный для нашего ранимого человека. А мы, Союз, руку вперед, как учил великий и ужасный Ленин. Ничего, мол: если нас поливают грязью, это не значит, что все можно, это значит, что нас боятся. Это политика. Подозреваю, что смутьянов выращивали специально, чтобы плодились они и размножались на земле американской и насаждали там демократию. А куда она привела земли, открытые Колумбом, вы знаете. Нам повезло. Нас никто не открывал.

– Земли, открытые Колумбом?

– Ну конечно. А вы не знали? У меня сейчас два Колумба на излечении.

– Так как ваша фамилия, говорите? Яблонский? – Счастливчик говорил одно, а думал о другом: «Ты действительно полудурок или не хочешь в Америку?»

Доктор открыл дверь, задержался на пороге. Он был таким медлительным, что Инсаров едва переборол в себе желание вколотить его в архив мощным пинком. А на самом деле испугался: вдруг его снова потянет порассуждать вслух? «Шагайте, шагайте, доктор», – мысленно приказал он толстяку.

Он неплохо, совсем неплохо поддавался внушению. Шагнул в помещение, нащупал на стене выключатель. Бывшая палата тускло осветилась, будто врач не на выключатель нажал, а дернул ручку стартера задрипанного дизель-генератора.