Выстрел на Лахтинской

Канева на кафедре не оказалось, он уже ушел домой, и Маргонин направился в библиотеку медфака. Там ему выдали небольшой том материалов научного съезда врачей Средней Азии. В оглавлении значился и доклад профессора Панкратьева. Не все он понял в этом докладе, однако его содержание соответствовало тому же, о чем рассказывал Тарасов.

Маргонин обратил внимание и на прения по докладу, опубликованные в том же сборнике. Как оказалось, с критическими замечаниями в адрес докладчика выступил Александр Николаевич Канев.

«Выводы автора будут иметь значение для клиники, — заявил Канев на съезде, — если для промывания организма будет употребляться кровь другого индивидуума».

Это замечание коренным образом меняло предложенный Панкратьевым метод. Ведь вместо промывания крови можно было после вывода «отравленной» крови перелить чужую — от здорового человека.

«Значит, не все ученые одобрили доклад, — подумал Маргонин, — ведь все, что делал Панкратьев в эксперименте, он предлагал в дальнейшем применять к человеку. Кто же прав — Канев или Панкратьев? Да, наука не так проста, и решать надо, только взвесив все «за» и «против». Версия о том, что Панкратьеву предлагали «большие деньги» за его открытие, не подтвердилась...»

Профессор Канев жил в небольшом особняке на Жуковской. Найдя нужный номер дома, Маргонин с минуту постоял у высоких двустворчатых дверей с медной табличкой «Профессор Александр Николаевич Канев» и решительно повернул кольцо звонка. Дверь открыли, его пригласили войти, видимо, приняв за больного.

В приемной находилось уже несколько человек — трое мужчин и одна женщина. Маргонин сел за круглый столик рядом с фикусом в большой деревянной кадке и стал просматривать журналы. Наконец очередь дошла и до него.

Маргонин оказался в просторном кабинете, все стены которого занимали полки с книгами. Комната обильно освещалась заходящим солнцем. За огромным письменным столом с красивыми резными тумбами сидел широкоплечий мужчина с круглым лицом и внимательными серыми глазами. Маргонин опустился в кресло и буквально утонул в нем.

— На что вы жалуетесь? — мягким голосом спросил Канев.

— Пока, к счастью, ни на что. Я из милиции,

— И что же вас привело ко мне? — удивленно произнес профессор.

— Видите ли, мы расследуем случай гибели заведующего кафедрой медфака Панкратьева. В связи с этим мне пришлось познакомиться с трудами научного съезда врачей Средней Азии. В прениях по докладу Николая Петровича вы отметили ряд недостатков в его исследованиях. В чем был прав, а в чем неправ Панкратьев?

— Это разговор надолго. А у меня правило — больные прежде всего. Надеюсь, вы разрешите закончить прием?

— Конечно, я подожду.

Через полчаса ушел последний посетитель, и профессор, наконец, освободился. Он усадил Маргонина на диван, придвинул к нему небольшой столик и, попросив немного подождать, через минуту появился с подносом, на котором стояли красиво расписанный чайник, две пиалы, варенье и ваза с виноградом.

— Теперь я к вашим услугам, — произнес Канев, аккуратно и не спеша разливая чай. — Случай трагической гибели профессора Панкратьева потряс нас всех. Я слышал, будто в его смерти обвиняют жену?

— Это не совсем так, — сделав несколько глотков чая, сказал Маргонин, — мы просто хотим разобраться во всех обстоятельствах дела и рассматриваем разные версии.

Канев заговорил медленно, тщательно расставляя слова в четких фразах, как будто читал лекцию студентам:

— Николай Петрович был очень обидчивым человеком и после моего выступления на съезде долгое время со мной не разговаривал. А после отчета на ученом совете и замечаний коллег Панкратьев вообще замкнулся в себе.

И вот четвертого августа вечером, дату я помню точно, Николай Петрович пришел ко мне домой.

— Он и раньше бывал у вас? — спросил Маргонин.

— В том-то и дело, что нет, — отхлебнув из пиалы, продолжал Канев, — профессор Панкратьев был замкнутым и нелюдимым человеком, в гости мы друг к другу не ходили, поэтому его появление меня удивило.

«Думал зайти к вам ранее, да как-то неудобно было, а теперь узнаю, что вы в отпуск уезжаете... Я хотел бы обсудить результаты исследований с вами...» — говорил он быстро, возбужденно, комкая концы слов.

Затем Николай Петрович разложил на столе протоколы опытов. Мы долго обсуждали результаты его исследований. Введение группы контрольных наблюдений показало, что яд полностью отмыть из крови не удается. Впрочем, это было мне ясно с самого начала. Ведь яды концентрируются не только в плазме, но и в печени, селезенке, лимфатических железах... Вам это понятно? — с сомнением посмотрел профессор на Маргонина.

— В общих чертах.

— Ну, что будет неясно, переспрашивайте. Далее Николай Петрович рассказал мне буквально следующее: «На днях ко мне на работу пришел больной эритремией, и я решил проверить свою теорию в опыте на человеке. Собственно говоря, лишь первую часть опыта, а именно — отмывание крови».

— А что такое эритремия? — спросил Маргонин.