Выстрелы на пустоши

Но если она пройдет тест и невиновность Снауча подтвердится, что тогда? Мать безвозвратно падет в ее глазах, жизнь лишится краеугольного камня. Как там Мэнди говорила? Что Байрон Свифт и ее мать – единственные порядочные люди, которых она знала. Свифт в итоге оказался психопатом-убийцей, и вот теперь Мартин Скарсден скажет ей, что ее мать была патологической лгуньей, женщиной, не только сочинившей небылицу, чтобы защитить свою репутацию, но и попутно разрушившей жизнь мужчины, которому некогда клялась в любви. Вправе ли он так поступать? Пойти в книжный – своеобразный храм, посвященный Кэтрин Блонд, и вывалить все это на Мэнди?

Мартин смотрит на свои руки, скучные, бесполезные руки, и не знает, как поступить.

Не в силах больше сидеть, не в силах больше выносить компанию себя самого, он уходит из парка, однако мысли о Мэнди увязываются следом. Возможно, он окажет ей услугу. Снауч исчезнет, и миф о ее матери вместе с ним. Конечно, вначале будет больно, зато придет свобода… от прошлого и от обязательств по отношению к Риверсенду. Мэнди заберет Лиама и начнет где-нибудь новую жизнь. В конце концов, ей всего двадцать девять. Мартин ей не нужен, Мэнди не захочет иметь с ним дела: пособник Снауча, сорокалетний писака, неудачник на закате карьеры. Но если придерживаться беспощадной честности, может, Мэнди как раз ее оценит?

Что он, Мартин, представлял собой в двадцать девять? Самоуверенный, непробиваемый, красивый разбиватель сердец. Уже старший корреспондент, палочка-выручалочка Макса на случай, если требовалось поехать в горячую точку, прыгнуть с парашютом, соблазнить местных женщин и, написав байку, вернуться в офис героем-победителем. Он жил полной жизнью, жил, как в сказке, и свысока смотрел на тех, кто строит более заурядную карьеру, более серо проводит свои дни. Вне сомнения, он был высокомерным, ни в грош не ставил мнение коллег, этих трудяг и офисных интриганов. Возможно, теперь пришло время расплаты.

Вспоминается Скотти, школьный ровесник, умнейший малый с копной светлых волос и часто мелькавшей улыбкой. Скотти хотел пойти по отцовским стопам и стать дантистом, нахваливал хорошие деньги и безопасность, которые предлагает эта сфера. Мартин к нему тогда относился с презрением на грани жалости. Теперь, приближаясь к сорока одному, он задумывается о Скотти и его судьбе. Конечно, у того сейчас большой дом в зеленом пригороде, красавица-жена, двое детишек, которые учатся в частных школах. Бунгало на пляже, лыжные курорты, внушительный портфель акций и – уже – планы отойти от дел.

Мэнди… такая молодая, такая красивая, такая ранимая. Чем он думал, когда начал с ней спать? Знает ведь, что снова уедет, бросит ее, как обычно. Максов репортер-парашютист на своем последнем задании, появился и исчез, как спецназовец. Ну и засранец!

Все, решено. Нужно собрать пожитки и выписаться из «Черного пса». Не хотелось бы оказаться там, когда приедет Дефо. Но и попрощаться с Мэнди надо. Нехорошо выскальзывать из города, будто вор в ночи. Что ей сказать? Прости, что оказался таким предсказуемым немолодым распутником, и спасибо за секс? Или… ты стала много для меня значить, поехали в Сидней, позволь забрать тебя с Лиамом в квартирку-студию в Сарри-Хиллс?.. Боже, что ей сказать? Что ей сказать насчет Харли Снауча?

Мартин бредет вдоль шоссе, все еще размышляя, что делать, с какого бока лучше подойти к Мэнди, и тут подъезжает Робби Хаус-Джонс. Вместо того чтобы, как водится, припарковаться задом к тротуару, он останавливается параллельно ему и, не глуша двигатель, высовывается из окна.

– Мартин, как хорошо, что я тебя нашел! – Его серьезный баритон не оставляет сомнений в срочности дела.

– Что случилось?

– Херб Уокер покончил с собой.

Мартин застывает на месте, разинув рот.

– Утопился в реке за Беллингтоном.

– Самоубийство? Уверен?

– Он оставил записку. Я сейчас еду туда.

– Можно мне с тобой?

– Нет, Мартин. Поверь, тебе лучше держаться подальше.

– Почему? Что такое?

– В предсмертной записке ты, можно сказать, обвинен в его смерти. Согласно твоей статье, Уокер проигнорировал наводку о телах в запруде. Он утверждает, что всегда исполнял свой долг.

Мартин потрясенно молчит.

Уокер мертв. Обвинил в своей смерти его. Боже! А он-то думал, что хуже некуда. И утро только началось!

– Ладно, Мартин, мне пора. На твоем месте я бы куда-нибудь смылся. Никто теперь не захочет с тобой знаться.

Все еще не приходя в себя, Мартин лишь молча смотрит, как Робби заводит полицейскую машину и едет в сторону Беллингтона.

Вернувшись в мотель, Мартин звонит Беттани Гласс из Сиднея. Та отвечает на вызов жизнерадостным «Беттани» – значит, до нее новость пока не дошла.

– Беттани, это Мартин.

– О, Мартин, мне так жаль! Не верится, что тебя отстранили. Говнюки, и вместо мозгов у них говно! Ты ничем не заслужил критики за наш репортаж.

– Беттани, критики будет еще больше. Тебе, вероятно, тоже достанется.

– Что случилось?

– Херб Уокер, сержант из Беллингтона. Он покончил с собой.

– Что? Как?