Выжившие

– Ну, вот это я и имел в виду.

Где-то вдалеке закричала птица, и мы оба посмотрели на кроны деревьев. Я уже несколько недель не видел и не слышал никаких диких животных. Мысль о том, что я снова увижу птицу, наполнила меня волнением. Только через несколько секунд я заметил, что держу Петера за руку и улыбаюсь. И моя улыбка была совершенно естественной.

Мы больше ни разу не слышали ту птицу.

– Жуть какая-то, – пробормотал я себе под нос, – ну, да ладно. Вы куда направились?

Лес стал гуще, хотя из-за отсутствия дождя и солнца основная масса деревьев умирала. Совсем высохшие стволы от прикосновения крошились. Интересно, правда ли, что единственными существами, которые переживут ядерную войну, будут насекомые? И насколько эффективно мы защищены от самого сильного радиационного отравления? Я даже не особо знаю, как действует радиация.

– Здесь, – произнес Дилан, внезапно остановившись, как только мы дошли до следующей прогалины.

– Ну, пожалуйста, прошу! – снова начал Ван Шайк.

– Будет намного проще, если ты перестанешь скулить. – Дилан крепко взял за плечи всхлипывающего мужчину и заглянул ему в глаза. – Это неизбежно. Все произойдет быстро. Если мы будем откладывать, для тебя это означает все больше и больше боли. Не заставляй нас бороться с тобой. Имей хоть немного достоинства, и ты умрешь хорошей смертью.

Мы с Томи переглянулись. Даже она казалась немного смущенной.

– Ник! – Петер отвел Ван Шайка в сторону, когда после речи Дилана его конвульсий не стало меньше, и, успокаивая, что-то сказал ему по-немецки.

Поразительно, как Петеру удавалось вот так говорить с ним, держа в руках ружье.

– Что он говорит? – спросил я Дилана.

– Не знаю немецкого.

Дрожа всем телом, Ван Шайк кивнул, и Петер помог ему пройти еще шагов десять. Он стоял на опушке леса, опираясь всем весом на здоровую ногу. Несколько секунд он смотрел на нас, затем повернулся к нам спиной.

На его месте я бы сделал так же – предпочел умирать лицом к деревьям, а не к своим палачам.

С презрительным выражением на лице Петер подошел к нам и, повернувшись на каблуках, вскинул ружье к плечу.

Было видно, как он мысленно ведет отсчет. Пять, четыре, три, два – и Ван Шайк, припав на раненую ногу, рванул в сторону.

– Стреляй! – закричала Томи, и в тот же миг раздался выстрел, сваливший Ван Шайка наповал.

Заткнув уши, мы все вздрогнули, когда голландец безжизненно рухнул в листву.

Повернувшись к нам, Петер сунул мне в руки ружье и достал из кармана пачку сигарет. Он закурил и сказал:

– Ну конечно, он попытался сбежать.

И пошел прочь.

Томи присела у тела Ван Шайка.

– Выстрел в голову, – заметила она, оглядываясь через плечо.

Некоторое время мы молча наблюдали, как она снимает с Ван Шайка теплую куртку и примеряет ее, проверяя, подойдет ли размер.

– Может, похороним? – спросил Дилан.

– Я не собираюсь рыть могилу насильнику. – Томи посмотрела между нами и последовала за Петером.

– А мы собираемся? – на этот раз Дилан обратился ко мне.

– Неправильно оставлять его так.

– Джон, ты суеверный человек?

– Нет, – ответил я, немного подумав. – Ну, самую малость.

– Ты все еще можешь что-то цитировать из Библии. В отеле я не знаю никого другого, кто еще мог бы так.

– Просто запомнилось.

– Ты ходил в католическую школу?

Глядя на тело Ван Шайка, я удивлялся, что не чувствую отвращения. Теперь, когда приговор приведен в исполнение, его смерть почти не напоминала о противостоянии. Стало легче примириться с мыслью, что мы сделали определенно правильный выбор. И эта легкость пугала меня. Интересно, если я когда-нибудь найду убийцу Гарриет Люффман, у меня получится принять такое же решение, единственно разумное и справедливое?

– Джон?

– Да? А… нет, я ходил в религиозную школу, но не в католическую. Лет до девятнадцати хотел работать в церкви, в основном потому, что этого хотели мои родители. Затем забросил обучение и поступил в колледж.

– Ты интересный человек. – Он вздохнул, не сводя глаз с Ван Шайка. – Мое внутреннее чутье подсказывает, что все-таки надо похоронить его.

– Мое тоже.

– Но прямо сейчас у меня, наверное, не хватит духу.

– Давай вернемся позже. Я помогу. Позовем Роба, или Аррана, или еще кого-нибудь. – Я указал на деревья и добавил: – Мне показалось, перед этим кричала птица. Давно не слышал.

– М-да, птицы нам не помешали бы. Мы бы поохотились на них.

Упоминая птицу, я не совсем то имел в виду. Мысль об охоте на остатки дикой фауны немного огорчила меня, но я придержал свои чувства при себе. Дилан, казалось, пребывал в задумчивом настроении, и когда мы возвращались в отель, он, нахмурившись, повернулся ко мне:

– Могу я кое в чем признаться?

Я улыбнулся:

– Ты же понимаешь, я не священник и не могу спасти твою душу.

– Смешно. Нет, я о другом… Знаешь, на мгновение я позавидовал ему.

– Кому?

– Ван Шайку. Чистый выстрел в голову, и он умер. Ему больше не нужно беспокоиться о еде, о группе или о борьбе внутри нее либо о том, как остаться в живых или как поговорить с язвительной блондинкой, чтобы раздобыть патроны. Он даже не смотрел на нас. Это, наверное, как щелкнуть выключателем.

У меня пропал дар речи.