Выживший с «Ермака»

При всей казачьей консервативности дом был автоматизирован, снабжен солнечными коллекторами и координирующим компьютером, а также прочими приспособлениями, весьма облегчающими быт. Всякие системы уборки, стирки, готовки, позволяющие почти не уделять повседневного внимания хозяйству, жить одному, а то и отсутствовать здесь месяцами и годами.

Пустота касалась иного. В доме никто не жил, сам хозяин навещал его очень редко, и весь двухэтажный особняк словно пропитался духом сиротства и неприкаянности. Даже живности на всем наделе Георгия не имелось никакой. За ней же смотреть надо, а кому и когда? Отведенные под поля участки ни разу не были засеяны. Земли на Новом Оренбурге имелось в избытке, бери, сколько сумеешь обработать. Как следствие же ни о какой аренде, самой даровой, речи идти не могло. Другим служивым казакам хоть родня помогала. Так и тут Найденов был одинок, аки перст. Оставалось надеяться, что со временем все переменится, и дом наполнится шумом ребятни, а навещать хозяина станут не одни лишь друзья.

Подъесаул оставил небольшой старенький глидер во дворе. Немногочисленные вещи распакованы и разложены по местам, обед приготовлен и съеден, теперь настала пора прогуляться. Не часто же выпадает случай пройтись по природе, никуда не спеша, просто впитывая в себя налетающий от недалекого моря воздух.

Берег наделу не принадлежал. Собственно, Найденов построил дом на самом краю «своей» земли, чтобы быть ближе к водной глади, и теперь оставалось всего-то прошагать полтора неполных километра, а дальше – пляж, практически всегда безлюдный. Часть пути проходила своеобразным полем, дальше же начинался лес с проложенной грунтовой дорогой, и гордые сосны чуть шумели кронами и поскрипывали стволами, словно приветствуя человека.

Здесь было хорошо и спокойно. Георгию нравилась служба, но порой устаешь от самого любимого дела, и краткий отдых в ставших родными местах всегда являлся для казака лучшим лекарством.

С одиночеством на сей раз не получилось. Осень уже правила миром вовсю, вдобавок разыгрался нешуточный ветер, и оставалось похвалить себя, что догадался надеть куртку. По-своему такая погода подъесаулу нравилась. На кораблях-то воздух неподвижен, и ветер вносил разнообразие в жизнь. Вдобавок под него всегда хорошо думалось.

Вот только, к немалому удивлению Георгия, у пляжа чуть в стороне от точки его выхода застыл чей-то глидер, и какое-то семейство прогуливалось по песку да озирало накатывающиеся волны. Именно семейство, а не компания. Имелись там мужчина и женщина в летах, другой мужчина и пара женщин были гораздо моложе, а с ними – еще и ребенок. Отважно вышагивающий карапуз лет двух с половиной – трех.

Было до них метров двести, не больше, и Найденов на правах старожила данной местности поневоле направился к ним. Тем более они первыми двинулись навстречу. Это в многолюдстве каждый сам по себе, а когда вокруг больше никого, элементарная вежливость велит хотя бы поздороваться.

При приближении оказалось, что первое впечатление верно. Мужчина в летах – явно глава семейства, с ним же была супруга, их зять или невестка с ребенком и дочка. Юная, лет семнадцати-восемнадцати, раскрасневшаяся от ветра, радостно озиравшаяся по сторонам. Это семейные парочки вели себя степенно, а для девушки все вокруг было словно пропитано радостью, как она сама – юной непосредственностью.

– Щелковской станицы Найденов, Георгий. Можно сказать, местный житель. Мой дом неподалеку, – первым представился подъесаул.

Впрочем, он был без знаков различия, в обычном для Нового Оренбурга полувоенном наряде. Как и оба незнакомых мужчин, и даже ребенок. Это женская часть семейства прогуливалась в куртках и похлопывающих на ветру длинных юбках.

– Трехреченской станицы казак Ерпылев, Андрей Юрьевич, – назвал себя глава семейства, грузный, черноволосый, с изрядной проседью в бороде. – А это супруга моя Елена Владимировна, зять, Юрий Федонин, в прошлом – младший урядник Восьмого пластунского полка, и дочери Катерина и Анастасия. Ну и внук мой, Андрей-младший.

– Очень приятно, – привычно щелкнул каблуками Найденов.

– А мы решили слетать на море, – непосредственно оповестила Анастасия. Ветер безрезультатно пытался поигрывать ее русой косой. Низ юбки был мокрым, видно, девушка пыталась поиграть с прибоем. – Младший-то его не помнит. Летом работ множество, да и реки у нас кругом, а вот так, чтобы открытое водное пространство… Волны-то какие сегодня! Настоящий шторм! Так здорово! И шум. Скажите, оно всегда шумит так?

– Почему же? В штиль здесь полная тишина. Но, справедливости ради, до шторма еще далеко. В шторм волны до дюн докатываются. И говорить от гула вообще невозможно. Только кричать.

Девушка ему понравилась. Да и остальные члены семьи производили впечатление простых и хороших людей.

– Вот так? – и Анастасия крикнула.

– Настя! – предостерегающе произнес отец.

Почему-то старшим всегда хочется от детей степенности, словно они сами не были молодыми.

– Вы уж извините, егоза.