VZ. Портрет на фоне нации

Пока комик справляется с ролью политического лидера лучше, чем «настоящие» политики. Но, по моему ощущению, это очень убедительная иллюзия. При всех моих симпатиях к Зеленскому, политиков судят «по плодам». А плоды могут оказаться горькими...

Простите мое многословие. Если кратко: книга прекрасно, увлекательно и вдумчиво-философски выстраивает миф Зеленского. Но, поскольку мы находимся внутри мифа, история еще не закончена. И это обстоятельство связано с определенными рисками для книги и ее автора. Как если бы мы публично исполняли «Одиссею» еще до того, как Одиссей вернулся в Итаку. Действие не завершено. Герой еще в пути. Что с ним произойдет в каждый последующий момент повествования, мы не знаем. И возможно, во второй части романа знаки поменяются и акценты будут расставлены по- другому.

Но я понимаю, что Вы сознательно идете на эти риски. И, кстати, это придает всей книге особую привлекательность.

А теперь позволю себе несколько цитат и кратких комментариев.

Первые же предложения книги подкупают. «Прежде чем излагать чужую биографию, нужно хоть бегло коснуться своей. То есть объяснить, почему тебя вообще нужно слушать. Я опубликовал в своей российской литературной жизни около девяноста книг и среди них несколько биографий, главным образом писательских. Но читать меня стоит не поэтому».

Очень неожиданный ход (далее в тексте Вы очень хорошо обосновываете эту мысль). Но меня заинтриговало слово «нужно». Никогда не видел вещи так, как Вы их здесь описываете. Эта необходимая связь чужой биографии со своей собственной (автора и героя) никогда не была предметом анализа и подробного описания. Возможно, я ошибаюсь. Но это «нужно» здорово цепляет в самом начале книги.

«Эта книга пишется по совершенно другим причинам. Автор искренне хочет разобраться с главной тайной XXI века. Этот век за 22 года не предложил нам ничего более увлекательного. Ни ковид, ни массовое помешательство граждан России, ни поколебленная последними наблюдениями теория Большого Взрыва (оказывается, большинство дальних галактик никуда не разлетается!) рядом не стоят с загадкой Владимира Зеленского».

Читателю дают шанс разглядеть в Зеленском загадку. То, что казус Зеленского — это загадка, далеко не очевидно. Собственно, читатель должен сделать по ходу чтения две вещи:

— понять (ощутить, догадаться, увидеть), что существует «загадка Зеленского».

— вместе с автором хорошенько поломать над ней голову.

Первая задача сложнее второй. Но зато книга предлагает увлекательную игру. Не каждый в конце справится с предложенной головоломкой.

«Он парадоксально оказался на своем месте, но дело не только в нем, а и в уникальности места. Ситуация же напоминает о величайших поворотах истории, последствия которых даже дальним потомкам становятся ясны не до конца».

«Уникальность места» — это «величайший поворот истории»? Место действия, время действия, образ действия?

Мне хочется верить, что мы переживаем величайший поворот истории. Но вполне может оказаться, что это прелюдия к чему-то другому, более важному.

Скажу честно, я не ощущаю происходящее как величайший поворот. Но для архитектуры повествования — очень удачная находка.

«На наших глазах сбывается сказка о Драконе, которую в обработке Шварца читала и смотрела вся Россия, несмотря на советские запреты. Великая империя рушится, пытаясь загнать в зону своего влияния собственную нелюбимую падчерицу, с которой вместе прожила почти четыреста лет, с самой Переяславской Рады, когда гетман Богдан Хмельницкий привел Украину к союзу с русскими».

Все-таки Ланселот против Дракона? Возможно, «советские запреты» — это уже не про «Убить дракона» (фильм 1988 года, запреты очень условные). Непривычно читать «нелюбимая падчерица» (Украина здесь немного превращается в Золушку). Обычная лексика: «братские народы» (тогда «младший брат», разумеется, в кавычках) или «сестры» (если церкви). А если падчерица, тогда Московское царство предстает в образе мачехи. Смелая метафорика...

А словосочетание «привел к союзу с русскими» может вызвать горячие споры, кто же тогда был русским)))

«Тайны тут, собственно, две: как Зеленский победил в президентской гонке на волне самого серьезного политического кризиса в украинской истории — и как он выстоял во главе страны, вступившей в самую серьезную войну в своей истории. Как Давид в очередной раз победил Голиафа? И как этому Давиду, сочинявшему псалмы в формате фельетонов, удалось напомнить всему миру о незыблемости великих библейских истин — ему, который еще вчера потешал российское руководство на корпоративах или в собственном шоу изображал игру членом на рояле»?

Завораживает динамика текста. Одна тайна превращается в две (а ближе к концу повествования проступает третья тайна — что же будет «после»?), Ланселот превращается в Давида, а Дракон — в Голиафа.

Особенно удачно завершение этого фрагмента: кавээновские дурачества возводятся волей обстоятельств до уровня библейской серьезности.