VZ. Портрет на фоне нации

Путин и весь Майдан считает постановкой американских спецслужб, хотя самая интересная особенность этого действа — то, что оно режиссирует само себя. Майдан — революция в жанре шоу, или, если угодно, шоу, на котором стреляют по-настоящему и образ страны меняют тоже по-настоящему. «Квартал» — тоже новый жанр, стендап-шоу, непосредственно влияющее на судьбы Украины (заметим, что большинство украинских ток-шоу, прежде всего «Свобода слова» Савика Шустера, тоже претендовали на то, чтобы решать судьбы власти в прямом эфире). Украинская политика — сложное сочетание непрерывного шоу, жестокой, иногда кощунственной пародии, риска и героизма. Слабость официоза, попсовость государственного нарратива (особенно в исполнении Януковича, да отчасти и в стилистике Порошенко) приводит к широкому распространению и триумфу народного политического творчества. И как коррупция является народной моделью экономики — так украинские политические шоу, увенчавшиеся Майданом, стали народной моделью большой политики, революцией в форме круглосуточного концерта, рок-фестивалем на Крещатике.

Мне много раз приходилось говорить о том, что главную тему «Гамлета» Любимов вычленил, а Высоцкий сыграл точнее всех: это сильный человек в слабой позиции, гений, аристократ и мыслитель, загнанный в непривычную ему, унизительную область дворцовых интриг, сплетен и тайных злодейств. При Гамлете-старшем, известном нам главным образом в ипостаси призрака, датский двор жил по законам блокбастера, это был героический жанр, пропагандирующий воинские добродетели. При Клавдии двор стал пространством заговоров, лжи и разврата, и в этом пространстве принцу, философу и воину, нечего делать. Он путается в этих липких сетях, как в паутине, и вынужден действовать в несвойственном ему жанре: он рожден воевать и править, а ему приходится убивать и притворяться сумасшедшим. Основа шекспировской театральности (и это лейтмотив всех его пьес) — образ человека в несвойственной ему роли: бонвиван и ветреник Ромео влюбляется всерьез, честный и прямой военачальник Отелло становится жертвой мелкого интригана, умница Гамлет изображает безумца, нищий король скитается по степи, честный воин Макбет становится тираном и узурпатором — весь Шекспир о том, как мы сражаемся с навязанным амплуа. Случай Зеленского похож, но как бы обратен «Гамлету», это игра на повышение: комик оказывается Наполеоном, ему навязана трагическая роль. И Украина справедливо узнает себя в этом зеркале: провинция Европы оказывается на первых ролях, и не в Европе, а в мире; нация, долгое время позиционировавшая себя как сборище вороватых весельчаков вроде Хомы Брута, обнаруживает рыцарские черты и предстает в обличье, намеченном Гоголем: синтез козачьей вольницы и Киево-Могилянской академии.

Зеленский всегда, с первых своих стендапов играл человека с внутренней драмой, поначалу загнанного судьбой на мелкие и комедийные роли, но всегда готового внутренне распрямиться. И Д’Артаньян (2005), и Наполеон достались ему как актеру не просто так: героическое начало из него, простите за рифму, торчало. Может быть, оно прорезалось в его неожиданно хриплом и брутальном голосе, может, в манере говорить со сцены посреди корпоративного концерта резкие, злые, наотмашь хлещущие слова. Все его стендапы — внезапный трезвый и трагический монолог анекдотического персонажа. Зеленский потому и перерос КВН, что КВН пытался быть чем угодно, кроме сатиры; загонял сам себя в рамки студенческого капустника, хотя разыгрывался на тонущем «Титанике». Актерская тема Зеленского — перевод анекдота в трагедию, а стендапа в проповедь; во время избирательной кампании ему даже не пришлось перестраиваться, поскольку в украинской политике установка на зрелищность присутствовала изначально.