Взаперти

– Будет сделано, Василий Иванович. Ваш грек ведет себя порядочно. Пусть с вокзала едет прямо ко мне. А чтобы он скатался в Москву не зря, я сейчас же распоряжусь задержать отправку тех негодяев в Нижний Новгород. Как их фамилии? Кайзеров и Дрига? Договорились.

Сутки спустя Сергей вошел в дубовые ворота Бутырского замка. Непостижимым образом они сохранились еще со времен Екатерины Второй… В правой фланкирующей башне коллежский асессор показал бумаги и стал ждать «тех негодяев». Порядки в Бутырке после убийства надзирателей были строгие. Азвестопуло потратил целый час, пока добился желаемого. Наконец привели гайменников. Кайзеров держался развязно. Он напевал каторжную частушку «Мне не жалко всех людей», позванивал кандалами и на прощанье шутовски раскланялся с паханами[142]. Дрига сразу почуял недоброе и смотрел исподлобья.

До Николаевского вокзала коллежского асессора сопровождали двое городовых. На перроне они сдали арестантов Продану, одетому в форму унтер-офицера конвойных войск. Получили расписку, откозыряли и ушли.

Арестанты с конвоирами направились к желтому вагону. В соседнем зеленом[143] ехали к месту службы жеребники в лакированных сапогах и гарусных поясах, пьяные в стельку. Завидев каторжных с цепями, они подошли поговорить. Продан стал их отгонять, однако новобранцы уже ничего не соображали. Тут подоспел полковник Запасов с жандармами и осадил дураков.

Конвой с арестантами занял отдельное купе. Пассажиры с опаской косились на них. Лука и здесь отличился: проходя по вагону, горланил «Матаню». Азвестопуло с размаху заехал ему в ухо. Тот огрызнулся:

– Я жалобу подам прокурору.

– Не подашь, – отрезал Продан.

– Это отчего же?

– А скоро узнаешь.

После этого они несколько часов ехали молча. Кайзеров тоже что-то заподозрил и подвязал цепь ножных кандалов к поясу повыше, чтобы сподручнее было бежать. Сергей с Игорем Алексеевичем усмехнулись и ничего не сказали.

Поезд летел вперед, за окном медленно смеркалось. Позади остались Клин, Тверь, Вышний Волочек. Подъезжали к маленькой станции Заречье, на 286-й версте от Москвы. Вдруг Азвестопуло приказал уголовным:

– Встали, выходим!

– Зачем это? – смутился Дрига. – Здесь и буфета нет…

– Хочу ноги размять. Ну, живо у меня! Поезд стоит пять минут.

Придерживая кандалы, арестанты спустились на дебаркадер и осмотрелись. Темно, горит одинокий фонарь… Коллежский асессор направился к будке кассира. По пути пожал, как старому знакомому, руку станционному жандарму. Тот подошел к пассажирам и козырнул Продану:

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие!

– Здорово, Деримедведь. Принимай.

Лука, услышав, что унтера титулуют как штаб-офицера, не раздумывая кинулся бежать. Но вахмистр ловко ухватил его за кандалы, дернул и повалил на землю. Дрига, застыв от страха, даже не шелохнулся.

Жандарм довольно сообщил капитану:

– Когда хотите схватить каторжного, всегда дергайте за железо.

– Учту, Андрей Зиновьевич.

Из темноты появился Титус, а от будки подошли Азвестопуло с Запасовым. Полковник осмотрел картину и пнул лежащего в бок:

– Вставай, скотина.

Тот охнул, но подниматься не спешил. Тогда его подхватили под руки и поволокли прочь.

Позади вокзала обнаружилась пароконная линейка. Титус залез на козлы, остальные расселись: кто по своей воле, а кто понуждаемый тычками. Каторжные поняли, что дело плохо, и молча ждали своей участи. Их конвоиры тоже не трепали языком. Линейка скрылась в темноте. По раскисшей дороге ехали не более двадцати минут. Экспедиция высадилась возле одиноко стоящей в лесу избы. В единственном окне горел свет.

Каторжных затолкали внутрь, и они увидели генерала с пустым рукавом, сидящего возле нетопленой печки. Между колен он держал шашку с георгиевским темляком. Генерал смерил гостей недобрым взглядом и спросил:

– Который из вас Кайзеров?

– Ну я, и что дальше? – дерзко ответил Лука.

– Поучить дрянцо, ваше превосходительство? – Продан с готовностью занес кулак.

– Не надо. Как мы потом будем объяснять синяки на трупе? Нет уж, при попытке к бегству, значит, пуля в спину – и все.

Дрига на этих словах так и сел на пол, ноги его подвели. Кайзеров презрительно посмотрел на него сверху вниз:

– Дрейфишь, черт тебя забодай? Генерала увидал и обосрался?

– Строптивый у тебя темперамент, – констатировал Таубе.

– Какой есть, – с достоинством ответил каторжник. – Хотите безоружного убить? А как же закон?

– Ты, гаденыш, сколько безоружных зарезал? Молчи уж про закон. Прав Азвестопуло, пора тебя в геенну подорожную выписывать.

Генерал обвел всех взглядом и объявил:

– Начнем.

Вперед выступил Титус с бумажкой в руке:

– Ну что, гнусы. Пришел черед получить сполна за ложь, которую вы возвели на Алексея Николаевича Лыкова…

С трудом поднявшийся Степка на этих словах икнул и чуть снова не упал. Коллежский асессор взял его сзади за ворот бушлата и сильно тряхнул:

– Умел паскудничать, умей и ответ держать.

Ян Францевич продолжил:

– Сейчас здесь состоится суд. Адвокатов для вашей милости у нас не нашлось, одни прокуроры в очередь стоят…

Таубе поднял руку:

– Яша, давай покороче. Тут холодно.