Взбаламученное море

В это время Евпраксия танцовала мазурку, и танцовала, по-видимому, с удовольствием; но вместе с тем ни одному кавалеру она не улыбнулась лишнего раза, не сделала ни одного резкого движения; со всеми была ласкова и приветлива, со всеми обращалась ровно.

Бакланов опять обратился к правоведу.

— Как вы находите mademoiselle Eupraxie? Не правда ли, мила?

— О, да, — отвечал тот: — ледешок только.

— Как ледешок?

— Так. Ее здесь так все называют.

— Что ж, холодна очень? неприступна?

— Да! — произнес правовед.

«Ледешок! — потворял Бакланов сто крат, едучи домой: посмотрим!»

19

Новое чувство моего героя

У мужчин, после первых страстных и фантазией исполненных стремлений к женщине, или так называемой первой любви, в чувстве этом всегда играет одну из главнейших ролей любопытство. «А как вот этакая-то будет любить? А как такая-то?» — обыкновенно думают они.

Бакланов, в отношении к Евпраксии, заболел имеено точно такою страстью.

«Что за существо эта девушка, как она будет любить?» спрашивал он сам себя с раздражением. Но девушка, как нарочно, ни одним словом, ни одним взглядом не обнаруживала себя.

Бакланов решился расспросить о ней Казимиру.

Раз он обедал у Сабакеевых, и после стола Евпраксия ушла играть на фортепиано, старуха Сабакеева раскладывала гран-пасьянс, а Казимира сидела в другой комнате за работой.

Бакланов подошел и сел около.

— Скажите, что за субъект mademoiselle Eupraxie? — сказал он.

— О, чудная девушка! — отвечала та.

— Но отчего ж ее в городе ледешком зовут?

— Да потому, что никому не отдает предпочтения, а ко всем ровна. Добра, богомольна, умна, — продолжала объяснять Казимира, нисколько не подозревая, что все это говорит на свою бедную голову.

— А что она про меня говорит? — спросил Бакланов.

— Да про вас я, разумеется, рассказала им.

— Ну, и я знаю уж как! — перебил ее Бакланов: — но что ж она-то?

— Она и мать, обе хвалят.

— А тут надобно маменьке и дочке понравится?

— Непременно! Если бы кто дочери понравился, а матери нет, то мать ее сейчас же разубедит в этом человеке, и наоборот. Они совершенно как какие-то друзья между собой живут.

Бакланов намотал это себе на-ус и поспешил отойти от Казимиры.

Та стала наконец немножко удивляться: таким страстным он с ней встретился, а теперь только добрый такой?

Бакланов подошел к старухе. Мать и дочь сидели уж вместе. Обе они показались ему двумя чистыми ангелами: один был постарей, а другой — молодой.

— У вас есть батюшка, матушка? — спросила его старуха.

— Нет-с, никого, — отвечал Бакланов: — только и всего, что на родине имение осталось.

О последнем обстоятельстве он не без умысла упомянул.

— А ваше имение в здешней губернии? — прибавил он.

— Отчасти, но больше я московка: там родилась, выросла и замуж вышла.

— Москва город очень почтенный, но странный! — произнес с расстановкой Бакланов.

— Чем же?

— В ней с одной стороны существует тип Фамусовых, а из того же общества вышли и славянофилы.

— Что ж? Дай Бог, чтобы больше таких людей выходило… Я сама ведь немножко славянофилка, — прибавила старуха и улыбнулась.

Бакланов в почтении склонил перед ней голову.

— Что у иностранцев мерзо, скверно, — говорила она: — то мы перенимаем, а что хорошо, того нет!

— Однако вот этот Мурильо и это карселевская лампа, взятые у иностранцев, вещи недурные! — сказал Бакланов, показывая на стену и на стол.

— Да ведь без этого еще жить можно, а мы живем без чего нельзя жить!

Бакланов вопросительно смотрел на нее.

— Без Бога, без религии, не уважая ни отцов своих, ни отечества, — говорила Сабакеева.

Бакланов все с большим и большим уважением слушал ее.

— А вы разделяете взгляд вашей матушки? — обратился он к Евпраксии.

— Да! — отвечала она.

Бакланов даже потупился, чтобы скрыть свое удовольствие.

— Она уж в монастырь хотела итти, спасаться от вашей иноземщины, — сказала мать.

— Нет, maman, мне все равно, уверяю вас! — отвечала Евпраксия серьезно.

«Это чудные существа», — подумал Бакланов.

Почему он восхищался, что мать и дочь такие именно, а не другие имеют убеждения, на это он и сам бы не мог ответить: красота Евпраксии, кажется, влияла в этом случае на него так, что уж ему все нравилось в этом семействе.

20

День и ночь

.

Бакланов, очень уж хорошо понимая, что Евпраксия откроет свое сердце и любовь свою только супругу, решился жениться на ней; но присвататься еще побаивался и проводил у Сабакеевых тихо-приятные дни.

Раз все собрались прокатиться на недальний островок, верстах в десяти от города и начинающий в последнее время застраиваться красивыми дачками. Каждый день туда ходил по нескольку раз пароход.

Вся молодежь была в восторге от этого намерения: Евпраксия, по ее словам, ужасно любила воду.

Казимира надеялась, среди встречающихся красот природы, скорее вызвать Бакланова на более задушевный разговор. Она каждую минуту ожидала от него слышать объяснения в любви требования жертв от нее.