Взбаламученное море

Но Софи, кажется, оставалась совершенно равнодушна к этому достоинству.

- А вот это ведь Женева велеет. Это Женева? - спросил он гребцов.

- Qui, monsieur! - отвечали те в один голос.

- Вот, около нее, - продолжал Бакланов, обращаясь снова к Софи: - в Фернее жил другой философ, Вольтер, "сей циник, поседелый", "умов и моды вождь, пронырливый и смелый"! Знаешь эти стихи?

- Знаю, - отвечала Софи и сказал неправду. - А что, в Париж чрез Женеву надобно ехать? - прибавила она.

- Через Женеву.

- Так поедемте лучше туда. Здесь решительно больше нечего делать.

- Как нечего? Гулять надобно! - возразил Бакланов.

- Мы и то уж нагулялись, - заметила на это Софи.

- Вот кататься бы в лодке! - продолжал Бакланов.

- Сегодня накатались! - опять объяснила Софи.

На другой день они в самом деле поехали на пароходе в Женеву.

При виде каменных тротуаров и с большими окнами магазинов, героиня моя точно ожила. Не теряя времени, она пошла и купила себе цепочку, часы, бинокль.

- У тебя ведь все это есть! - заметил было ей Бакланов.

- Но у меня все такое дрянное, - отвечала Софи.

- Где ж дрянное? - возразил он и пошел нанимать коляску, чтоб ехать в Ферней.

Проезжая мимо маленького, с памятником островка, Бакланов сказал Софи с увлечением:

- Это остров Жан-Жака Руссо!

Она кивнула головой, как бы дело шло о знакомом и надоевшем предмете. Дорога шла все в гору. Когда поднялись на довольно значительную вышину, извозчик обернулся и, указывая хлыстом на даль, проговорил:

- Это Монблан!

- Чудо, прелесть! - восклицал Бакланов.

Софи сидела молча.

Наконец они доехали до цели своей поездки.

- Это такой-то замок! - воскликнула Софи, увидя весьма небольшой домик.

Бакланов стал по ступеням крыльца подниматься с каким-то благоговением.

- C'est le salon de monsieur Voltaire! - произнес провожавший привратник.

Софи осмотрела кругом.

- Печи точно у старинных помещиков в домах, - проговорила она, как бы даже с сожалением.

На урне, стоящей на пъедестале, было написано:

"Son esprit est partout,

Et son coeur est ici!"

- Тут пепел от его сердца хранится! - пояснил Бакланов.

Софи ничего ему на это не сказала, но сделала больше насмешливую, чем уважительную мину.

В спальне великого мыслителя и поэта они увидели альков с оборванным потолком и портрет императрицы Екатерины.

- Каким же образом тут портрет нашей императрицы? - спросила Софи Бакланова.

- Она была друг Вольтера, неужели ты этого не знаешь? отвечал он ей.

- Очень мне нужно было это знать! - произнесла Софи.

Бакланов покачал только головою.

Он уж очень хорошо понимал, что подруга его для искусств, для поэзии, для красоты природы была решительно существо непроницаемое!

7.

Бакланов в Париже.

Поезд железной дороги не шел, а летел.

На станциях все красивей и красивей стали попадаться наполеоновские жандармы.

Софи свое запыленное личико обтерла одеколоном и поправила несколько свой костюм.

Бакланов, в каком-то лихорадочном волнении, беспрестанно заглядывал вперед.

- Видать уж! - произнес он, почти со слезами в голосе и откидываясь на спинку дивана.

- Я остановлюсь в гостинице Баден; а ты, пожалуйста, где-нибудь в другом отеле! А то в Париже пропасть русских... - сказала ему Софи.

- Хорошо... ты это мне пятый раз говоришь! - отвечал он ей с досадой.

Стали наконец мелькать дома чаще и чаще, и наши путешественники въехали под арки вокзала.

Вышли.

- Что-то увидим? - произнес Бакланов.

- Да и у меня сердце бьется, - отвечала ему Софи.

Софи, в покойном, красивом ремизе, весело мотнув головой, сейчас же скрылась в ближайшем переулке.

Бакланов взял себе другой экипаж.

- Куда угодно ехать господину? - спросил его извозчик.

- В какой-нибудь отель, недалеко от отеля де-Бад.

- В отель де-Лувр! - произнес кучер, получивший из отель де-Лувр более на водку, чем в других отелях.

- Ну хоть туда! - сказал Бакланов.

Солнце между тем светило полным своим блеском на белые дома и на гладко вымощенную мостовую.

При въезде на бульвары, у Бакланова наконец зарябило в глазах. Экипажи ехали ему навстречу, поперек, объезжали его. По тротуару, как бы на праздненство какое, шла целая непрерывная толпа народа, и все такие были по виду бодрые, нарядные, веселые. Прошел наконец и полк с барабаном, бой которого поднимал все ваши нервы. На каждом углу стоял городской сержант, в своей треугольной шляпе и синем мундире. При повороте, около Вандомской колонны, мелькнула площадь.

- Провезите меня туда, пожалуйста!.. - сказал Бакланов.

- Bien, monsieur! - отвечал с гордостью извозчик и повез.

- Pas si vite! pas si vite, mon cher! - говорил, беспрестанно приподнимаясь из экипажа, Бакланов.

- Это обелиск! - сказал извозчик. Он поставлен был на том месте, где казнен Людовик XVI и была гильотина.

- Но эти фонтаны, фонтаны. Боже ты мой! - говорил Бакланов, смотря на прелестные в самом деле фонтаны: из рогов изобилия, в руках нереид, огромными снопами била вода, и нимфы держали головы свои обращенными несколько назад, как бы смотря, туда ли она попадет, куда надо.

- Что это за здание? - спрашивал Бакланов, совсем как бы растерявшись.

- Тюльери!.. Император тут теперь живет, - отвечал извозчик.