Взгляд из угла

Которая, как оказывается, мрачна и нестерпимо холодна. По-своему не легче рабства.

Думаю, не было в мире писателя, зашедшего в эту область настолько далеко, как Иосиф Бродский.

Он нашел — установил — выяснил — что-то такое, чего люди, вообще-то, знать не хотят. О чем боятся думать долго.

Это знание могли разделить с ним, как победу, только те, кто научился и привык жить без надежды и смысла.

Людям более счастливым тексты Бродского должны быть тяжелы.

Все собаки съедены. В дневнике

Не осталось чистой страницы. И бисер слов

Покрывает фото супруги, к ее щеке

Мушку даты сомнительной приколов.

Дальше — снимок сестры. Он не щадит сестру:

Речь идет о достигнутой широте!

И гангрена, чернея, взбирается по бедру,

Как чулок девицы из варьете.

Собственно, я только хотел сказать, что не случись Иосифа Бродского, жизнь некоторых была бы бедней, скучней, темней, нелепей, несчастней. Примерно такая, как у пьяного верблюда в железной клетке зимой.

30/1/2006

Структуры

Бывают в здешней жизни такие припадки маразма. Упал, очнулся — вокруг сплошной 1975-й, добро пожаловать.

И советские люди глубоко возмущены происками иностранных разведок, присудивших Нобелевскую премию мира своему наймиту Андрею Сахарову.

Например, академик Евгений Велихов купно с другими учеными патриотами возвышает свой голос против этой наглой провокации, которая, по сути дела, "является кощунством над принципами гуманизма и дружбы народов".

И в недрах Пентагона под наблюдением агентов "Моссада" выведены управляемые ядовитые мухи, которые, сев на лицо руководителя социалистической страны — или даже только вступившей на путь социализма, — способны причинить ему мучительный карачун.

А народное благосостояние растет. Стремительными темпами. Благодаря неусыпной заботе партии и правительства. Назло внешним и внутренним врагам, врагам, врагам.

Ну всё, буквально всё по-старому, бывалому, по Брежневу с Андроповым.

То есть госбезопасность работает как машина времени: воспроизводя химический состав атмосферы зрелого идиотизма и поддерживая надлежащее давление.

Полагая — по-видимому, справедливо, — что каждый народ достоин своей полиции.

И все же в точности как было — один в один — не выходит. Наблюдается какое-то ненужное удвоение абсурда.

Разве недостаточно — просто навести объектив гостелеканала на бумажку с буквами, и чтобы за кадром спец. корреспондент, как бы читая, произнес: я, британский шпион такой-то, поручаю правозащитным организациям РФ обналичить такую-то знатную сумму прописью; к сему я, шпион такой-то, руку приложил?

Четкость. Лаконизм. Оргвыводы вытекают однозначные. Казалось бы — чего еще надо?

Нет, приклеивают зачем-то еще видеоряд. Как бы предъявляют населению родины тест на способность к умозаключениям. Дескать, видишь скверик и в нем вот тот булыган? — Ну, вижу. — А теперь новый кадр. Видишь — мужик тут же, в скверике, отливает? — Спину мужика вижу. — Отлично. Это он мотивирует свои действия. Теперь гляди внимательно: вот у меня в руках другой булыган. Похож? — Как две капли. — Вот-вот! Капля точит камень — он открывается, как ларчик, внутри что-то блестит, верно? А теперь скажи: можно ли после этого терпеть существование какого-нибудь комитета солдатских матерей, или, там, против пыток?

Публика с заданием, конечно, справилась. Дала единственно верный ответ.

А все же простота в подобных случаях по-своему не хуже воровства.

Учитесь у министра т.н. обороны. Такое же, как и не вы, лицо ГБ, а понапрасну не напрягается, ему это влом. Я, говорит, находился все это время высоко в горах, а что тут у вас такое стряслось, чего запыхались? небось, пустяки, а то мне доложили бы.

Правда, это с утра он был такой вальяжный, — а ближе к закату солнца зазвенел за верхнее до, типа разорю! не потерплю! — и зря. Фу ли лицемерить — ничего такого необычного не произошло. Ну, загублена еще одна из вверенных вам жизней, — так это же каждый день. Пока вы дочитаете на сон грядущий свой английский детектив — еще солдатика, глядишь, задушат, другого повесят, а третий — сам… И все это, главное, против устава. Нет, понимаете ли, в уставе такого параграфа, чтобы распять человека, к примеру, на двух стульях и веревки затянуть изо всех сил, прекратив кровообращение. То есть это не норма ратного труда, это досадная погрешность. Никто бы и не узнал, если бы не дураки военврачи — чем дождаться опять-таки наступления смерти, отдали рядового беспринципным медикам гражданским. А те, конечно, стукнули солдатским матерям. Которых, в свою очередь, не успели запретить — тянули, тянули с обработкой того булыгана. Вот и доигрались.