Взгляд василиска

— А ее закрыли в шестьдесят восьмом по решению комиссии Ширван-Заде, — ответил Эккерт, закрывая книгу, но, увидев, что ни Вадим, ни Полина его не поняли, объяснил: — Это была сенатская комиссия под председательством князя Ширван-Заде, созданная для расследования деятельности Военного Министерства и прочих милитаризованных учреждений и ведомств империи в ходе Второй Отечественной Войны. Вы же воевали, Вадим Борисович, и, следовательно, должны знать, сколько глупостей и откровенных подлостей творилось тогда на фронте. Но это, вы уж поверьте старику, капля в море по сравнению с теми безобразиями, что имели место в тылу. Впрочем, война это всегда не только кровь, но и деньги. Semper idem[81], так сказать. Сенатская комиссия заседала два года, и, ad vocem[82], процентов семьдесят, если не больше, ее материалов засекречены до сих пор.

— И никто не знает, чем они там занимались, в этом институте? — спросил Реутов, закуривая очередную папиросу.

— Ну почему же. — Эккерт встал и понес книгу обратно. По-видимому, привычка к порядку была даже не второй, а первой натурой старого профессора. — Кое-что и раньше было известно, например, об исследованиях в области радиационного поражения, биозащиты, физиологии обморожения, а другое всплыло, после того как по истечении сроков давности заговорили работавшие там ученые. Воздействие органических токсинов на нервную систему, физиология химических поражений, пластическая хирургия… Но, полагаю, заговорили не все, а только те, кому разрешили. Сами понимаете, есть секреты, для которых срок давности еще не наступил, да и наступит ли?

— А что стало с Елисеевым? — нарушила молчание Полина.

— Не знаю, — покачал головой старик. — Больше я о нем даже не слышал, не то что не встречал. Однако, если он мне ровесник, то, вполне возможно, все еще жив.

— А про Людова вы что-нибудь знаете? — Тема института, как понял Вадим, себя исчерпала, и следовало переходить к следующей.

— Если, разумеется, это был Людов.

— Да, конечно, — согласился Вадим. — Если это был Людов. Но других-то кандидатур у меня пока нет.

— Тоже верно, — кивнул в знак согласия Эккерт. — Но про него я мало что могу вам рассказать. Видел я его всего один раз и, честно говоря, не знаю даже, чем он там, в 3-м управлении, занимался. Правда, слухи о нем были самые противоречивые. Таинственная личность. Один вполне здравомыслящий человек говорил мне даже, что Людов этот был чуть ли не магом и волшебником. Sagus[83], так сказать, который, дескать, то ли в Тибете, то ли еще где, превзошел науки древних мудрецов. Однако верить этому, как вы понимаете, не стоит. Хотя, как говорится, non est fumus absque igne

[84]. Что-то там было, разумеется, но не сказочное, а вполне реальное. Только, что именно, мне, увы, не известно.

— Впрочем… — Эккерту потребовалась едва ли не целая минута, чтобы решиться сказать то, что говорить он, по-видимому, совсем не хотел. — С этим Людовым связан один казус… Честно говоря, я не знаю, как к этому относиться… Но, раз уж начал… Чертовщина, конечно, но… В конце шестидесятых разговаривал я как-то с покойным ныне академиком Шептицким. Евгений Львович занимался органической химией и к нашим делам имел весьма слабое касательство, однако в разговоре мелькнуло — уж не припомню по какому поводу — имя Людова, и Шептицкий сказал мне тогда, что видел его во время войны и… Errare humanum est[85], разумеется, но он утверждал, что Людов был удивительно, ну просто как брат-близнец, похож на одного биохимика из Петрова, который к тому времени лет тридцать как умер. Попал, представьте, под паровоз…

5.

«Черт возьми! — думал Илья, просматривая расшифровку ночных переговоров Домфрона и К®. — Или я чего-то не понимаю, или Вадим водит меня за нос».

Однако по внутренним ощущениям выходило, что Реутов не лгал, а своему шестому чувству Илья привык доверять.

«Но, если не врет, тогда что?»

В самом деле, мир Реутова, каким Вадим представлялся сейчас Илье, был не просто далек от «планеты», на которой правил Князь, — эти миры просто не пересекались. Тогда, откуда же возник тот неподдельный интерес — и это еще мягко сказано — который испытывал к русскому профессору-психологу некоронованный король транснациональной мафии? Караваев-то полагал, что в Петров Домфрона привела обычная жажда мести или, на худой конец, привязанность к ребенку, или то и другое вместе взятое. Но, если судить по тому, о чем говорил со своими абонентами Князь, выходило, что Зоя его почти не интересовала. А Вероника не интересовала вообще. Во всяком случае, вспомнил тать о своей бывшей любовнице один только раз, приказав искать ее и заодно некоего Илью Константиновича Караваева, и все. Зато Реутовым он занимался, что называется, вплотную, требуя от своих людей, найти этого «беглого сукина сына» любой ценой и обязательно захватить живым.