Взгляни на дом свой, ангел

– Уже темнеет, миссис Перт, – неуверенно сказал Юджин. – Вы здесь одна?

– Одна? Но со мной старина Джин и старина Бен, разве нет? – сказала она.

– Пожалуй, нам лучше вернуться, миссис Перт, – сказал он. – Ночью будет холодно. Я провожу вас.

– Толстушка и сама дойдет, – сказала она с достоинством. – Не беспокойся, Джин. Я оставлю тебя одного.

– Ничего, – сказал Юджин смущенно. – Мы ведь оба пришли сюда по одной причине.

– Да, – сказала миссис Перт. – Кто придет сюда в этот день на будущий год? Старина Джин придет снова?

– Нет, – сказал Юджин, – Нет, миссис Перт. Я никогда сюда больше не приду.

– Я тоже, Джин, – сказала она. – Когда ты возвращаешься в университет?

– Завтра, – сказал он.

– Тогда Толстушка должна попрощаться с тобой, – сказала она с упреком. – Я тоже уезжаю.

– Куда вы едете? – удивленно спросил он.

– Я буду жить у дочери в Теннесси. Вы и не знали, что Толстушка уже бабушка? А? – сказала она со смазанной улыбкой. – У меня есть внучок, ему два года.

– Мне жаль, что вы уезжаете, – сказал Юджин.

Миссис Перт помолчала, рассеянно покачиваясь.

– Так что же было у Бена? – спросила она.

– У него было воспаление легких, миссис Перт, – сказал Юджин.

– Воспаление легких! Да-да! – Она многозначительно и удовлетворенно кивнула. – Мой муж торгует лекарствами, но я никак не могу запомнить, чем люди болеют. Воспаление легких.

Она опять помолчала, размышляя.

– А когда они кладут вас в ящик и зарывают в землю, как старину Бена, как они это называют? – спросила она с мягкой недоумевающей улыбкой.

Он не засмеялся.

– Они называют это смертью, миссис Перт.

– Смертью! Да, верно, – весело сказала миссис Перт, согласно кивая. – Это один вид смерти, Джин. Бывают и другие. Ты это знаешь?

Она улыбнулась ему.

– Да, – сказал Юджин. – Я это знаю, миссис Перт.

Она внезапно протянула к нему руки и сжала его холодные пальцы. Она больше не улыбалась.

– Прощай, милый, – сказала она. – Мы оба знали Бена, не правда ли? Благослови тебя бог.

Потом она повернулась и ушла по дороге тяжелой неверной походкой и исчезла в сгущающейся темноте.

Большие звезды гордо загорались в небе. А прямо над ним, прямо над городом пылала одна такая яркая и близкая, что он мог бы ее коснуться. В этот день могилу Бена обложили дерном и ее окружал резкий холодный запах земли. Юджин подумал о весне, об остром безъязыком запахе одуванчиков, которые вырастут здесь. В морозной тьме далекий, слабеющий прозвучал прощальный вопль гудка.

И вдруг, пока он глядел на весело мигающие огни города, их теплая весть о жизни людского улья пробудила в нем тупую тоску по всем словам и лицам. Он слышал далекие голоса и смех. И на мгновение мощный автомобиль, следуя изгибу горной дороги, бросил на этот одинокий холм мертвых свой ослепительный луч света и жизни. В онемевшем сознании Юджина, которое все эти дни увлеченно возилось с пустяками, и только с пустяками, как ребенок возится с кубиками, начал разгораться свет.

Его сознание выбиралось из нагромождения пустяков – из всего, что показал, чему научил его мир, он помнил теперь только огромную звезду над городом и свет, который взметнулся над холмом, и свежий дерн над могилой Бена, и ветер, и далекие звуки, и музыку, и миссис Перт.

Ветер гнул ветки, засохшие листья подрагивали. Был октябрь, но листья подрагивали. Звезда подрагивала. Занимался свет. Ветер дрожал мелкой дрожью. Звезда была далекой. Ночь, свет. Свет был ярок. Гимн, песня, медленный танец пустяков внутри него. Звезда над городом, свет над холмом, дерн над Беном, ночь надо всем. Его сознание возилось с пустяками. Над всеми нами есть что-то. Звезда, ночь, земля, свет… свет… Утрата! Утрата!.. Камень… лист… дверь… О, призрак! Свет… песня… свет… свет, взметнувшийся над холмом… над всеми нами… звезда сияет над городом… над всеми нами… свет.

Мы не вернемся. Мы никогда не вернемся. Но над нами всеми, над нами всеми, над нами всеми есть – что-то.

Ветер гнул ветки; засохшие листья подрагивали. Был октябрь, но некоторые листья подрагивали.

Свет, взметнувшийся над холмом. (Мы не вернемся.) А над городом – звезда. (Над нами всеми, над нами всеми, кто не вернется.) А над днем – тьма. Но над мраком… что?

Мы не вернемся. Мы никогда не вернемся.

Над рассветом жаворонок. (Он не вернется.) И ветер, и дальняя музыка. Утрата! Утрата! (То, что не вернется.) А над твоим ртом земля. О, призрак! Но над мраком… что?

Ветер гнул ветки; засохшие листья подрагивали.

Мы не вернемся. Мы никогда не вернемся. Был октябрь, но мы никогда не вернемся.

Когда они вернутся? Когда они вернутся?

Лавр, ящерица и камень больше не вернутся. Женщины, плакавшие у ворот, ушли и не вернутся. И боль, и гордость, и смерть пройдут и не вернутся. И свет и заря пройдут, и звезды и трель жаворонка пройдут и не вернутся. И мы пройдем и не вернемся.