Взгляни на дом свой, ангел

Юджин вырвал чандосовский портрет из «Индепендент» прибил его к оштукатуренной стене задней комнаты. Потом, все еще полный великолепных звуков хвалебного гимна Бена Джонсона, он нацарапал внизу большими трепетными буквами: «Восстань, мой Шекспир!» Крупное пухлое лицо—«такой дурацкой головы не видали, наверно, вы» — бесцеремонно вперяло в него выпуклые глаза, козлиная бородка топорщилась тщеславием. Но Юджин, вдохновленный, вновь погрузился в листы своего сочинения, разбросанного по столу.

Он попался. Он неблагоразумно ушел, оставив Барда на стене. А когда вернулся, Бен и Хелен уже прочли подпись. После этого его посылали с поручением или звали к столу и к телефону только поэтически:

«Восстань, мой Шекспир!»

Оскорбленно багровея, он восставал.

«Мой Шекспир, передай, пожалуйста, печенье!», «Может быть, мой Шекспир пододвинет мне масленку?» — говорил Бен, хмурясь в его сторону.

— Мой Шекспир! Мой Шекспир! Еще кусочек пирога? — сказала Хелен и со смехом раскаяния добавила: — Как нехорошо! Мы совсем задразнили малыша.

Она смеялась, потирая большой прямой подбородок, смотрела в окно и смеялась рассеянно, с раскаянием — смеялась.

Но «…его искусство было вселенским. Он видел жизнь ясно, во всей ее целостности. Он был интеллектуальным океаном, волны которого омывали все берега мысли. В нем одном совмещалось все: правовед, купец, воин, врач, государственный муж. Ученых поражает глубина его познаний. В «Венецианском купце» он разрешает труднейшие юридические казусы с уверенностью опытного адвоката. В «Короле Лире» он лечит Лира от безумия сном. «Сон, распутывающий клубок забот». Так почти триста лет назад он предвидел самые последние достижения современной науки. Он рисует характеры проникновенно и сочувственно, а потому смеется не над своими персонажами, но вместе с ними».

Юджин получил медаль — из бронзы, а может бьть из какого-нибудь другого металла, еще более нетленного. Нечетко вычеканенный профиль Барда. V.III 1616—1916. Долгая и полезная жизнь.

Механика мемориального представления была прекрасна и проста. Об этом позаботился автор — доктор Джордж Б. Рокхэм, который, по слухам, одно время играл в труппе Бена Грита. Все слова были написаны доктором Джорджем Б. Рокхэмом, и соответственно все слова были написаны для доктора Джорджа Б. Рокхэма. Доктор Джордж Б. Рокхэм был Гласом Истории. Невинные младенцы алтамонтских школ были немыми иллюстрациями к Гласу.

Юджин был принцем Хелом. Накануне представлен из Филадельфии прибыл его костюм. Джон Дорси Лес нард распорядился, чтобы он надл его. Он смущенно вышел на школьную веранду показаться Джону Дорси, теребя жестяной меч и с сомнением поглядывая на розовые шелковые чулки, которые кончались на трех четвер-гях его тощих ног — под буффами зияла полоска голой кожи.

Джон Дорси озабоченно оглядел его.

— Ну-ка, мальчик,— сказал он,— дай я попробую.

Он с силой потянул чулки вверх, но безрезультатно — они только лопнули в нескольких местах. И тут Джон Дорси Леонард начал смеяться. Он беспомощно повис на перилах веранды, содрогаясь от беззвучного смеха, который вскоре перешел в пронзительное слюнявое ржание.

— О-о господи! — с трудом выговорил он.— Прошу прощения!—пропыхтел он потом, заметив рассерженное лицо мальчика.— Но ничего смешнее я в жизни…— Его голос бессильно замер.

— Я тебя одену,— сказала мисс Эми.— У меня есть как раз то, что требуется.

Она принесла ему широкий клоунский костюм из зеленого полотна. Память о святочном маскараде; свободные складки у него на лодыжках они стянули подвязками.

Он повернулся к мисс Эми, расстроенный и недоумевающий.

— Но это же неправильно? — спросил он.— Ведь он так не одевался?

Мисс Эми поглядела. Ее могучая грудь всколыхнулась от низкого звучного смеха.

– Все хорошо, все прекрасно! — вскричала она.— Во всяком случае, он таким и был. Никто ничего не заметит, мальчик.— Она тяжело упала в плетеное кресло, которое прогнулось с протестующим скрипом.

— О господи! — стонала она, блестя мокрыми щеками. — Я никогда не видела ничего…

Представление было дано на тенистых лужайках Мэнор-Хауca. Доктор Джордж Б. Рокхэм стоял в зеленой ложбине — естественном амфитеатре. Зрители расселись на траве по склонам. Длинной процессией в ложбину спускались призрачные образы поэзии и драмы, и доктор Джордж Б. Рокхэм ловко разделывался с каждым персонажем при помощи описательных пентаметров. Он был одет по моде Реставрации — он облюбовал этот период, потому что тогда понимали прелесть мускулистых икр. Его толстые ноги бугрились узлами ниже кокетливых кружев панталон.

Юджин ждал своей очереди над лощиной на дороге, скрытой деревьями. Было чудесное начало мая. «Доктор» Хайнс (Фальстаф) стоял рядом с ним. Его маленькое тугое лицо по-обезьяньи ухмылялось над костюмом, плотно набитым ватой. Смеясь, он хлопнул себя по вздутому животу, оставив вмятину, словно на теле больного водянкой.

Он преувеличенно насмешливо покосился на Юджина.

— Хел,— сказал он,— ты такой принц, что просто закачаешься.

— Ты сам не красавчик, Джек,— сказал Юджин.

Сзади негр Джулиус Артур (Макбет) выхватил меч из ножен.