Взгляни на дом свой, ангел

за тобой, миссис Перт? Кислородная подушка? Я пытался держать тебя за руки, когда тебе давали кислород.— Его голос перешел в визг.— Разве ты не помнишь? Говорю тебе, ты умер, Бен.

— Дурак! — яростно сказал Бен.— Я не умер.

Наступило молчание.

— В таком случае,— очень медленно сказал Юджин,— кто же из нас двоих призрак?

Бен не ответил.

Это площадь, Бен? И я говорю с тобой? Здесь ли я в действительности или нет? И лунный свет на площади? Это все есть?

Откуда я знаю? — снова сказал Бен.

В мастерской Ганта раздались тяжелые шаги мраморных ног. Юджин вскочил и заглянул внутрь сквозь широкое стекло грязной витрины Жаннадо. На столе часовщика разбросанные внутренности часов мерцали тысячью крохотных точек голубоватого света. А за барьером, отделявшим владения Жаннадо, там, где лунный свет лился в склад сквозь боковое окно, расхаживали взад и вперед ангелы, как огромные заводные куклы из камня. Длинные холодные складки их одеяний гремпи ломко и гулко, пухлые целомудренные груди вздымались в каменном ритме, а в лунном свете, стуча крыльями, кружили и кружили мраморные херувимы. В залитом лунным сиянием проходе с холодным блеянием неуклюже паслись каменные агнцы.

— Ты видишь это? — крикнул Юджин.—Ты видишь, Бен?

– Да – сказал Бен.— Ну и что? Они же имеют на это право, разве нет?

— Не здесь! Не здесь! — страстно сказал Юджин.— Здесь этого нельзя! Господи, это же площадь! Вон фонтан! Вон ратуша! Вон греческая закусочная!

Куранты на башне банка пробили полчаса,И вон банк! — крикнул он.Это неважно,— сказал Бен.Нет, важно! — сказал Юджин.Я дух. Я твой отец, приговоренный скитаться по ночам…Но не здесь! Не здесь, Бен! —сказал Юджин.

Где? — устало спросил Бен.В Вавилоне! В Фивах! В любом другом месте. Но не здесь! — с нарастающей страстностью ответил Юджин.— Есть места, где все возможно. Но не здесь, Бен!Мои боги с птичьей трелью в солнечных лучах парят,

— Не здесь, Бен! Этого нельзя! — снова сказал Юджин.

Множественные боги Вавилона. Юджин мгновение созерцал темную фигуру на перилах и бормотал, возмущаясь и не веря:

Призрак! Призрак!

Дурак! — снова сказал Бен.— Говорю тебе, я не призрак!

В таком случае кто ты? — сказал Юджин в сильном волнении.— Ты же умер, Бен.

Мгновение спустя он добавил спокойнее:Ведь люди умирают?Откуда я знаю,— сказал Бен.Говорят, папа умирает. Ты это знал, Бен? — спросил Юджин.Да,— сказал Бен,Его мастерскую продали. Ее снесут и построят на этом месте небоскреб.Да,— сказал Бен.— Я знаю.Мы не вернемся. Мы никогда не вернемся.Все проходит. Все меняется и исчезает. Завтра я уеду, и это…—Он умолк.

Что — это? — сказал Бен.Это исчезнет или… О господи! Было ли все это? — крикнул Юджин.Откуда я знаю, дурак? — сердито крикнул Бен.Что происходит, Бен? Что происходит на самом деле? — сказал Юджин.— Помнишь ли ты что-то из того, что помню я? Я забыл старые лица. Где они, Бен? Как их звали? Я забываю имена людей, которых знал много лет. Я путаю их лица. Я насаживаю головы одних на тела других. Приписываю одному то, что сказал другой. И забываю… забываю. Что-то я утратил и забыл. Я не могу вспомнить, Бен.

— Что ты хочешь вспомнить? — сказал Бен.

Камень, лист, ненайденная дверь. И забытые лица.

— Я забыл имена. Я забыл лица. И я помню мелочи,— сказал Юджин.— Я помню муху, которую проглотил с персиком, и маленьких мальчиков на трехколесных

велосипедах в Сент-Луисе, и родинку на шее Гровера, и товарный вагон из Лакавонны номер шестнадцать тысяч триста пятьдесят шесть на запасном пути под Галфпортом. Однажды в Норфолке австралийский солдат, отплывавший во Францию, спросил у меня дорогу; я помню его лицо.

Он вглядывался, ища ответа, в тень на лице Бена, а потом обратил лунно-яркие глаза на площадь.