Взгляни на дом свой, ангел

Он писал про любовь! — вскричал Юджин убежденно и страстно.— Он писал про свою любовь к даме, которую звали Лесбия. Спросите мистера Леонарда, если вы мне не верите.

Жадные лица повернулись к мистеру Леонарду.

— Ну… нет… да… я этого точно не знаю,— с вызовом сказал мистер Леонард, смешавшись.— Где ты это выискал, мальчик?

— Прочел в одной книге,— ответил Юджин, тщетно вспоминая, в какой. Как взметнувшееся копье — это имя.

«…язык раздвоен, как у змея, копье взметнувшееся страсти».

«Odi et amo: quare id faciam…»

— Ну, далеко не все,— сказал мистер Леонард.— Некоторые,— уступил он.

«…fortassa requiris. Nescio, sed fieri sentio et excrucior»*.

— А кто она была такая? — спросил Том Дэвис.

— О, в те дни был такой обычай,— небрежно ответил мистер Леонард.— Вот как Данте и Беатриче. Так поэты выражали свое уважение.

Змей зашептал. В его крови вспузырилось бешеное ликование. Лохмотья послушания, заискивающей робости, почтительного страха поясом опали вокруг него.

— Она была замужней женщиной! — сказал он громко.— Вот кем она была.

Жуткая тишина.

— Э… да… кто это тебе сказал? — растерянно спросил мистер Леонард. Замужество представилось ему нелепым и, возможно, опасным мифом.— Кто тебе это сказал, мальчик?

Так она была замужней? — спросил Том Дэвис подчеркнуто.

Ну… не совсем,— пробормотал мистер Леонард, потирая подбородок.

— Она была дурной женщиной,— сказал Юджин. И на пределе отчаянности добавил: — Она была потаскушка.

«Папаша» Рейнхарт ахнул.

— Что? Что? Что? — выкрикнул мистер Леонард, когда к нему вернулся дар речи. В нем кипела злость. Он вскочил со стула.— Что ты сказал, мальчик?

Но тут он вспомнил про Маргарет и парализованно посмотрел вниз на побелевшие останки мальчишеского лица. Недостижимо далек. Он сел, потрясенный.

«…чей самый грязный вопль пронизывала страсть, чья музыка лилась из грязи…»

Nulla potest mulier se dicere amatam

Vere, quantum a me Lesbia amata mea est**.

— Следи за своей манерой выражаться, Юджин,— мягко сказал мистер Леонард. — А ну-ка! — воскликнул он вдруг, энергично хватая свою книгу.— Это пустой перевод времени. За работу, за работу! — добродушно призвал он, поплевывая на ладони своего интеллекта.— Ах вы, мошенники,— сказал он, заметив усмешку Тома Дэвиса.— Я знаю, чего вы добиваетесь,— вы хотите проболтать весь урок.

Басистый хохот Тома Дэвиса смешался с его пронзительным ржанием.

— Ну, хорошо, Том,— деловито распорядился мисгер Леонард.— Страница сорок третья, раздел шестой, строка пятнадцатая. Начни отсюда.

Тут зазвенел звонок, и хохот Тома Дэвиса заполнил классную комнату.

Тем не менее в пределах избитых традиционных дорог он учил вовсе неплохо. Возможно, ему было бы нелегко перевести страницу латинской прозы или стихов, которую он не выучил буквально наизусть за годы повторения. С греческим языком подобный опыт кончился бы, без сомнения, еще плачевнее, но зато какой-нибудь аорист второй или оптатив он узнал бы и в темноте (при условии, что встречал их раньше). Два последних года были отданы бесценному греческому языку — они читали «Анабасис».

— Ну, н какой толк от всего этого? — вызывающе спрашивал Том Дэвис.

Тут мистер Леонард чувствовал под собой твердую почву. Он понимал значение классических языков.

Все это учит человека воспринимать высокие ценности духа. Закладывает основу для самого широкого образования. Тренирует его ум.

А какая ему от всего этого будет польза, когда он начнет работать? — сказал «Папаша» Рейнхарт.— Кукурузу-то он от этого лучше выращивать не научится.

Ну… я бы не сказал,— ответил мистер Леонард с протестующим смешком.— Именно научится.

«Папаша» Рейнхарт поглядел на него, комически наклоним голову набок. Шея у него была чуть кривой, и от этого его добродушно веселое лицо приобретало выражение взрослой насмешливости.

Голос у него был грубый, как и его добродушный юмор, и он постоянно жевал табак. Его отец был богат. Он жил на большой ферме в Долинке Лунна, продавал молоко и масло, а в городе у него была кузница. Вся семья держалась по-простецки — по происхождению они были немцы.

— Чепуха, мистер Леонард,— сказал «Папаша» Рейнхарт.— Вы что же, будете со своими работниками по-латыни разговаривать?

— Эгибус хочубус початкобус кукурузыбус,— сказал Том Дэвис с громким хохотом. Мистер Леонард засмеялся с рассеянным одобрением. Это была его собственная любимая шутка.

Это тренирует ум и готовит его к разрешению любых проблем,— сказал он.

Следовательно, по-вашему, выходит,— сказал Том Дэвис,— что водопроводчик, который учил греческий, будет лучше водопроводчика, который его не учил.

— Да, сэр,— ответил мистер Леонард, энергично встряхивая головой.— Именно так я и считаю.

И, довольный, он присоединил к их веселому смеху булькающий слюнявый смешок,