Взгляни на дом свой, ангел

— Уже темнеет, миссис Перт, — неуверенно сказал Юджин. — Вы здесь одна?

— Одна? Но со мной старина Джин и старина Бен, разве нет? — сказала она.

— Пожалуй, нам лучше вернуться, миссис Перт, — сказал он. — Ночью будет холодно. Я провожу вас.

— Толстушка и сама дойдёт, — сказала она с достоинством. — Не беспокойся, Джин. Я оставлю тебя одного.

— Ничего, — сказал Юджин смущённо. — Мы ведь оба пришли сюда по одной причине.

— Да, — сказала миссис Перт. — Кто придёт сюда в этот день на будущий год? Старина Джин придёт снова?

— Нет, — сказал Юджин, — Нет, миссис Перт. Я никогда сюда больше не приду.

— Я тоже, Джин, — сказала она. — Когда ты возвращаешься в университет?

— Завтра, — сказал он.

— Тогда Толстушка должна попрощаться с тобой, — сказала она с упрёком. — Я тоже уезжаю.

— Куда вы едете? — удивлённо спросил он.

— Я буду жить у дочери в Теннесси. Вы и не знали, что Толстушка уже бабушка? А? — сказала она со смазанной улыбкой. — У меня есть внучок, ему два года.

— Мне жаль, что вы уезжаете, — сказал Юджин.

Миссис Перт помолчала, рассеянно покачиваясь.

— Так что же было у Бена? — спросила она.

— У него было воспаление лёгких, миссис Перт, — сказал Юджин.

— Воспаление лёгких! Да-да! — Она многозначительно и удовлетворённо кивнула. — Мой муж торгует лекарствами, но я никак не могу запомнить, чем люди болеют. Воспаление лёгких.

Она опять помолчала, размышляя.

— А когда они кладут вас в ящик и зарывают в землю, как старину Бена, как они это называют? — спросила она с мягкой недоумевающей улыбкой.

Он не засмеялся.

— Они называют это смертью, миссис Перт.

— Смертью! Да, верно, — весело сказала миссис Перт, согласно кивая. — Это один вид смерти, Джин. Бывают и другие. Ты это знаешь?

Она улыбнулась ему.

— Да, — сказал Юджин. — Я это знаю, миссис Перт.

Она внезапно протянула к нему руки и сжала его холодные пальцы. Она больше не улыбалась.

— Прощай, милый, — сказала она. — Мы оба знали Бена, не правда ли? Благослови тебя бог.

Потом она повернулась и ушла по дороге тяжёлой неверной походкой и исчезла в сгущающейся темноте.

Большие звёзды гордо загорались в небе. А прямо над ним, прямо над городом пылала одна такая яркая и близкая, что он мог бы её коснуться. В этот день могилу Бена обложили дерном и её окружал резкий холодный запах земли. Юджин подумал о весне, об остром безъязыком запахе одуванчиков, которые вырастут здесь. В морозной тьме далёкий, слабеющий прозвучал прощальный вопль гудка.

И вдруг, пока он глядел на весело мигающие огни города, их тёплая весть о жизни людского улья пробудила в нём тупую тоску по всем словам и лицам. Он слышал далёкие голоса и смех. И на мгновение мощный автомобиль, следуя изгибу горной дороги, бросил на этот одинокий холм мёртвых свой ослепительный луч света и жизни. В онемевшем сознании Юджина, которое все эти дни увлечённо возилось с пустяками, и только с пустяками, как ребёнок возится с кубиками, начал разгораться свет.

Его сознание выбиралось из нагромождения пустяков — из всего, что показал, чему научил его мир, он помнил теперь только огромную звезду над городом и свет, который взметнулся над холмом, и свежий дёрн над могилой Бена, и ветер, и далёкие звуки, и музыку, и миссис Перт.

Ветер гнул ветки, засохшие листья подрагивали. Был октябрь, но листья подрагивали. Звезда подрагивала. Занимался свет. Ветер дрожал мелкой дрожью. Звезда была далёкой. Ночь, свет. Свет был ярок. Гимн, песня, медленный танец пустяков внутри него. Звезда над городом, свет над холмом, дёрн над Беном, ночь надо всем. Его сознание возилось с пустяками. Над всеми нами есть что-то. Звезда, ночь, земля, свет… свет… Утрата! Утрата!.. Камень… лист… дверь… О, призрак! Свет… песня… свет… свет, взметнувшийся над холмом… над всеми нами… звезда сияет над городом… над всеми нами… свет.

Мы не вернёмся. Мы никогда не вернёмся. Но над нами всеми, над нами всеми, над нами всеми есть — что-то.

Ветер гнул ветки; засохшие листья подрагивали. Был октябрь, но некоторые листья подрагивали.

Свет, взметнувшийся над холмом. (Мы не вернёмся.) А над городом — звезда. (Над нами всеми, над нами всеми, кто не вернётся.) А над днём — тьма. Но над мраком… что?

Мы не вернёмся. Мы никогда не вернёмся.

Над рассветом жаворонок. (Он не вернётся.) И ветер, и дальняя музыка. Утрата! Утрата! (То, что не вернётся.) А над твоим ртом земля. О, призрак! Но над мраком… что?

Ветер гнул ветки; засохшие листья подрагивали.

Мы не вернёмся. Мы никогда не вернёмся. Был октябрь, но мы никогда не вернёмся.

Когда они вернутся? Когда они вернутся?

Лавр, ящерица и камень больше не вернутся. Женщины, плакавшие у ворот, ушли и не вернутся. И боль, и гордость, и смерть пройдут и не вернутся. И свет и заря пройдут, и звёзды и трель жаворонка пройдут и не вернутся. И мы пройдём и не вернёмся.