Взлет и падение третьего рейха (Том 1)

По-настоящему вечером 11 марта Гитлера волновало одно - реакция Муссолини {В своих показаниях в Нюрнберге 9 августа 1946 года фельдмаршал Манштейн утверждал: "...Когда Гитлер давал нам приказы относительно Австрии, больше всего его беспокоило не то, что могут вмешаться западные державы. Основным предметом его беспокойства было поведение Италии, потому что она всегда выступала заодно с Австрией и Габсбургами". - Прим. авт.}. Некоторое беспокойство вызывали также возможные шаги Чехословакии. Однако неутомимый Геринг быстро выяснил этот вопрос. Несмотря на то что он был очень занят, руководя по телефону переворотом в Вене, он нашел время съездить в "Хаус дер флигер" {Дом авиаторов. - Прим. ред.}, где около тысячи высокопоставленных официальных лиц и дипломатов приятно проводили время, слушая оркестр и солистов государственной оперы, созерцая выступление балета. Когда прибыл чешский министр доктор Войтех Мастны, фельдмаршал немедленно отвел его в сторону и дал честное слово, что Чехословакии нечего опасаться Германии и что вступление войск рейха в Австрию - "не более чем семейное дело". Он сообщил также, что Гитлер намерен добиваться улучшения отношений с Прагой. В обмен на эти новости он просил гарантий, что чехи не проведут мобилизации. Доктор Мастны покинул прием, связался по телефону с министром иностранных дел, находившимся в Праге, после чего вернулся и объявил Герингу, что его страна не прибегнет к мобилизации, что она не намерена вмешиваться в события в Австрии. Герингу вздохнул с облегчением и повторил свои обещания, подкрепив их честным словом фюрера.

Вероятно, даже проницательному чешскому президенту Эдуарду Бенешу не хватило в тот вечер времени осознать, что конец Австрии означает и конец Чехословакии. Были в ту роковую субботу в Европе люди, которые полагали, что чешскому правительству не хватает дальновидности. Они отстаивали свою точку зрения: стратегическое положение Чехословакии ухудшится после оккупации нацистами Австрии - она окажется окруженной с трех сторон германскими войсками. Они считали также, что действия Чехословакии, предусматривающие оказание помощи Австрии, могут вовлечь в события Россию, Францию, Англию и Лигу Наций, а противостоять им Германия не в состоянии. Из этого следовало, что Чехословакии вечером 11 марта надо было действовать. Дальнейшие события, к описанию которых мы вскоре перейдем, полностью развенчивают эту точку зрения. Немного позднее двум крупным странам, являвшимся оплотом западной демократии, и Лиге Наций представилась лучшая возможность остановить Гитлера, но они ею не воспользовались. Как бы то ни было, в тот вечер Шушниг без промедления направил воззвание в Лондон, Париж, Прагу и Женеву. В своих мемуарах он пишет, что считал это пустой тратой времени. Президент Миклас в свою очередь полагал, как он рассказывал позднее, что австрийское правительство, которое незамедлительно информировало Париж и Лондон о германском ультиматуме, в течение всего вечера "вело разговоры" с французским и британским правительствами с целью выяснить их настроение.

Когда ближе к полуночи выяснилось, что они "не настроены" что-либо предпринимать, кроме как направлять пустые протесты, президент сдался. Он назначил Зейсс-Инкварта канцлером и принял представленный им список министров. "Меня предали и дома и за границей", - с горечью комментировал он.

В полдень 12 марта Геббельс прочитал по Германскому и Австрийскому радио напыщенное воззвание Гитлера. В нем фюрер оправдывал агрессию, как всегда, не говоря ни слова правды, и обещал, что народ Австрии выберет свое будущее путем "настоящего плебисцита". После этого Гитлер отправился на родину. Встречали его всюду торжественно. В каждой деревне, наспех украшенной по случаю его приезда, его ждали ликующие толпы. После полудня фюрер достиг первой цели своего путешествия - Линца, где он провел школьные годы. Здесь ему устроили восторженный прием, и Гитлер был глубоко тронут. На следующий день, после того как он послал Муссолини телеграмму со словами: "Я никогда этого не забуду!", он возложил венок на могилу своих родителей в Леондинге и вернулся в Линц, чтобы произнести речь:

"Когда много лет назад я покидал этот город, у меня была одна мечта, которая и сейчас в моем сердце. Вы можете представить, что я чувствую, если эта мечта по истечении многих лет осуществилась. И если однажды судьба принудила меня покинуть этот город, чтобы стать вождем рейха, то она же возложила на меня миссию. Этой миссией могло быть только присоединение моей любимой родины к германскому рейху. Я верил в это, я жил и боролся ради этого, и я считаю, что теперь эту миссию выполнил".