Мой телефон загорается от нового сообщения. В нем несколько смазанная фотография Хейли и меня в машине. И хотя предыдущий день был дерьмовым, эта фотография заставляет меня улыбнуться.
Я не думаю о последствиях, а просто набираю номер Хейли. Прямо здесь, посреди пути в общежитие, где меньше недели назад встретил Шейна, я стою и жду, когда она мне ответит. Боже, неужели прошло всего два дня с тех пор, как мы с Хейли увиделись? Мне кажется, что прошло больше времени, хотя сейчас только понедельник и я не так давно вернулся в кампус.
Звучит всего два гудка, затем в трубке раздается щелчок, за которым следует голос Хейли.
– Привет…
– Привет, – уголки моего рта автоматически ползут вверх. – Спасибо за фотографию. Это то, что мне нужно.
– Паршивый день?
Хейли кажется измученной, но не настолько, как в ту ночь, когда впервые позвонила мне. Поэтому я осмеливаюсь рассказать ей о том, с чем мне сейчас приходится иметь дело.
– Можно и так сказать. – Я громко вздыхаю и уклоняюсь от велосипедиста, который, проехав еще несколько метров, чуть не сбивает первокурсника. Покачав головой, я иду дальше. – Я близок к тому, чтобы провалить социологию, потому что не сдал срочную домашнюю работу в прошлый четверг. Вместо этого я проехал через всю страну, но это не оправдание для профессора Стивенса. Похоже, я сильно влип. Мне нужно облажаться на пересдаче по курсу строительной техники в среду, и тогда я смогу паковать чемоданы. И знаешь, что в этом самое дерьмовое?
– Что? – спрашивает Хейли.
Я фыркаю:
– Я даже не могу решить: должен ли я из-за этого злиться или испытывать облегчение.
Это, пожалуй, самое честное мое заявление за долгое время. Наверное, все это не должно меня волновать, в конце концов, я не хочу здесь учиться, но мне все равно тошно. Я рвал свою задницу в течение трех лет не для того, чтобы потом вылететь с курса из-за глупой домашней работы и одного экзамена. Если уж я все и брошу, то на своих условиях.
– Дерьмо, – свободной рукой я потираю затылок. – Прости, я не хотел надоедать тебе разговорами.
Это едва ли не последнее, чего я хочу. Вот Хейли посылает мне наше первое и единственное селфи, а я звоню ей, чтобы пожаловаться? Отлично сработано, Чейз.
– Как ты? – говорю я, толкая входную дверь общежития. Обычно я поднимаюсь к себе по лестнице, но сейчас мне хочется спокойно поговорить с Хейли, поэтому я захожу в пустой лифт. В обеденное время все студенты сидят в столовой или где-нибудь за пределами кампуса. Я просто шел в свою комнату, чтобы взять спортивное снаряжение и побоксировать перед следующей лекцией.
– Я… не знаю. – Хейли издает звук, похожий на нечто среднее между вздохом и смешком. – Я больше ничего не знаю.
Я тоже. Ни о своей учебе. Ни о будущем. Ни о своей семье. Но меньше всего о Хейли и наших отношениях. Возможно, мы должны поговорить о той ночи, но никто из нас, кажется, не может решиться.
– Мои родители не спали, когда я вернулась, – вдруг говорит она, и я застываю. – Мы сильно поругались.
– Дерьмо, – бормочу я и чувствую себя виноватым. Или по крайней мере виноватым наполовину, ведь Хейли давала понять, что должна вернуться до рассвета. Но потом мы поцеловались, одно привело к другому, и… это было невероятно.
Двери лифта открываются. Я выхожу на нужном этаже и достаю ключ-карту.
– А теперь? – наконец спрашиваю я. – Вы помирились?
На этот раз недовольство на другом конце провода отчетливо слышно.
– Мы не разговариваем, что делает следующий сеанс семейной терапии… занятным.
Я открываю дверь в квартиру, которую делю с двумя соседями, ни одного из которых, похоже, нет на месте.
– Мне жаль это слышать.
– Мне тоже, – Хейли громко вздыхает.
Черт, почему так сложно говорить о том, что произошло между нами? Возможно, дело в сексе, он всегда путает карты.
– Чейз, я… – начинает Хейли, но останавливается. – Ты на самом деле думаешь, что вылетишь из университета из-за домашней работы и единственного запоротого экзамена?
Оказавшись в своей комнате, я бросаю рюкзак на кровать, прислоняюсь спиной к двери и на мгновение закрываю глаза.
– Не знаю. Может, уже вылетел. Моя семья с ума сойдет. Первый Уиттакер, не получивший высшего образования. – Я презрительно фыркаю и тру большим и указательным пальцами переносицу. – Понятия не имею, что делать.
Несколько секунд Хейли молчит, и если бы я не слышал, как она дышит, то испугался бы, что связь прервалась.
– Кто-то мудрый недавно советовал мне сделать что-то для себя ради разнообразия. Не ради семьи, а ради себя.
Не могу удержаться от улыбки, потому что очень хорошо помню тот разговор. Ну что за ирония?
– Возможно, этот кто-то был прав?
Я знаю, чем хотел бы заниматься, где мечтал бы работать, но это невозможно. Я не могу разочаровать родителей, подвести семью. Поколения Уиттакеров ходили в этот колледж, сидели в этих залах, работали по ночам в мастерских кампуса, день за днем пополняли свое портфолио и сдавали на «отлично» каждый экзамен. Все Уиттакеры стали архитекторами, и только поэтому наша фирма устояла и мы так успешны. Я не могу просто бросить все…
И кроме того…