Рация командира спецназа выдавала ужасные новости одну за другой.
«В коридоре мертвый. Наш».
«Комната. На пороге мертвый. Наш».
«В комнате кровать. Женщина привязана к спинке. Мертвая».
«Кухня… Лежать!!! Руки!!! Я должен видеть руки!..»
У кухонного окна, укрывшись за перевёрнутым столом, с двумя пистолетами в руках истекал кровью следователь Шестаков. Он был сильно ранен, напуган и на глазах терял силы.
– Чёрный ход… Быстрее… Он пошел туда… – лепетал он бледнеющими губами. – Там Боря с Сережей… В засаде…
Во дворе у командира спецназа снова затрещала рация.
«Командир, два трупа на черной лестнице. Оба наши».
До куратора следственной группы Алексея Николаевича Манина так и не смогли дозвониться. Вероятно, в очередном ночном клубе в этот ранний час он был уже не в состоянии услышать телефонный звонок. Водитель, на всякий случай посланный за ним по домашнему адресу «живьем», тоже возвратился ни с чем. Хозяина либо не было дома, либо он дрых в состоянии настолько глубокого сна, куда не проникают ни звонки, ни стук кулаками в дверь. Операция, которую должен был возглавлять именно Манин, провалилась и без его участия.
Владимир Ляшкин, поднявшийся в квартиру, наблюдал, как следователю Шестакову оказывают первую помощь. Одновременно он рассказывал раненому, чем все закончилось:
– Ушел ваш маньячила. Всю опергруппу положил. И ребят на лестнице тоже. Зарезал. Куда вы все стреляли-то? И жертву тоже не спасли. Убил, как и остальных.
Перевязываемый Шестаков вдруг будто что-то вспомнил. И закричал, вскочив:
– А девушка?! Девушка-практикантка?! Алина! Что с ней?! Она в окно выпрыгнула! Она…
Командир спецназа отрицательно покачал головой.
– Четвертый этаж, Жень. Ты единственный, кто выжил. Везучий.
Шестаков закрыл глаза и повторил за капитаном:
– Везучий…
И расхохотался. Таким смехом, что всем стало не по себе. Владимир покачал головой еще раз, но уже выражая озабоченность. На его армейской памяти люди сходили с ума от гораздо меньшего. Шестаков смеялся все сильнее и сильнее, глаза его выкатились из орбит, лицо стало приобретать пунцовый оттенок.
– От греха подальше… – сказал Ляшкин самому себе и одним ударом отправил следователя прокуратуры туда, где ему перестало быть настолько смешно.
Глава 2
Что изменилось
– Черт, надо было сдать его Шестакову… – пробурчала Гуляра, не открывая глаз. – Давно голосит?
– С шести, – вяло ответил тоже еще спящий Иван.
История с ноутбуком Филиппа закончилась на удивление гладко. Клара убедительно наплела про сейф в конторе, о котором не знал преступник. Гуляра передала компьютер следователю Шестакову – который от радости, на пару с Маниным, разве что не сплясал на столе по такому поводу.
Эйфорию, впрочем, пришлось отнести к преждевременной. В ноутбуке ничего, способного пролить свет на убийства Филиппа и преступлений Заплаточника, к всеобщему разочарованию, не нашлось. В основном там были копии полицейских протоколов, и так имеющиеся у следствия, а также, тоже теперь уже не нужные, материалы по убийству Брагиной.
Отработав улику, и не ничего от нее не получив, компьютер сдали на склад вещдоков и выкинули из головы.
Все зимние месяцы участники истории с ноутбуком друг от друга отдыхали. Но начиная с середины марта, подгоняемый весенними гормонами Иван, стал время от времени названивать бывшей однокласснице.
На первое свидание гордая Гуляра не пришла. Как и на второе. Но на хрестоматийное третье, сжалившись, все же явилась. Приняв от Черешнина, в виде жеста раскаяния, огромный букет доступных ему по цене тюльпанов и милую прогулку с недолгим заходом в недорогое кафе. На этом Гуляра простила «вруна и нахала», согласившись, что, в принципе, он и в самом деле явился жертвой независящих от него обстоятельств.
Вообще, о событиях их познакомивших Иван с Гулярой почти не разговаривали, находя другие темы для общения. Им было интересно узнавать друге о друге новое. Пара с удовольствием делилась между собой всем, что они успели накопить за свои недолгие биографии. И то, что они ежедневно открывали друг в друге, с каждым новым свиданием сближало их все сильнее. Пока однажды бывшие одноклассники не проснулись у Черешнина дома, в одной постели. Через пару недель Гуляра переехала к нему жить. Еще через неделю всерьез задумалась, не переехать ли обратно?
– доносил до Ивана с Гулярой сосед Василий Ложкин переживания подмосковного изгоя.
Вася, на всякий случай перезимовав вне дома, вернулся из вынужденной ссылки прямиком в творчество. На беду зиму на даче каких-то своих очередных подозрительных знакомых он провел в формате Болдинской осени и приехал оттуда с грудой свежесочиненного рэп-материала. Требующего немедленной звуковой обработки в максимальном количестве децибел.