Взломщик устриц

Ее адрес — это дом с закрытыми воротами и высокими стенами, по которым вьется дикий виноград. Я отступаю на шаг, чтобы посмотреть на фасад, и вижу, что она живет в бывшем частном особняке, каких много в историческом центре Безансона. Пытаюсь толкнуть дверь, но та не открывается. На дверном косяке — ряд бронзовых звонков, под одним из них написана фамилия из телефонного справочника. Я дотрагиваюсь до звонка, но не знаю, буду ли звонить. Решаю прогуляться по району и присаживаюсь на лестницу у музыкального магазинчика на площади Гранвель. Голые деревья тают в слабом свете солнца. Я вытаскиваю «Заблуждения сердца и ума» Кребийона-сына и пытаюсь читать. Говорю себе: вот прочитаю десять страниц и пойду обратно к дому, это мое привычное волшебное заклинание. Слышу детский голос и вздрагиваю. А вдруг она сюда ходит гулять со своим ребенком? Бегом прячусь за дерево. Проходят девчушка и молодая блондинка. Церковный колокол бьет одиннадцать, я заканчиваю главу. Сую руки в карманы, сжимаю кулаки и размашисто иду к дому. Ворота открыты, и я вижу мощеный дворик с горшками, в которых растет самшит. Три крыла дома поблескивают высокими окнами. У главного входа припаркована машина немецкой марки.

Я захожу во двор, во мне смешиваются чувства ярости и тревоги. Я фанат фильма «Самый длинный день» о высадке союзников в Нормандии 6 июня 1944 года. Я тоже готов или выиграть, или проиграть, третьего не дано. Я останавливаюсь прямо посередине двора. Я мог бы заорать, но говорю себе, что все лишь мектуб. Пристально смотрю на резную дубовую дверь. Представляю, как она открывается, выглядывает Элен и изумляется: «Жюльен, ты?» Потом улыбается и произносит: «Заходи». Я не двигаюсь с места. Она выходит, я узнаю запах ее духов, она обнимает меня. Победа. А вот поражение — дверь открывается, и кто-то незнакомый спрашивает:

— Что вам, молодой человек?

Я трясусь от страха, бормочу первое, что приходит в голову, и ухожу.

Часы на колокольне отбивают полдень. Я внимательно смотрю на окна и на занавески. Никакого движения. Пока на лестнице не слышатся шаги и голоса. Я выбегаю со двора и прячусь. Слышу, как заводят машину и хлопают дверцами. За рулем мне удается разглядеть водителя, мужчину с худощавым лицом в золоченых очках. Рядом с ним какая-то тень, потом огонек зажигалки, на заднем сиденье — двое детей. Я иду по улице. Я не победил, но и не проиграл.

4

За четвертым столиком заказали фуа-гра и стручковую фасоль. Я аккуратно выкладываю фасоль на тарелку, украшаю петрушкой и ставлю тарелку перед помощником главного повара, который обжаривает печень. Возвращаюсь на место и только собираюсь мыть редиску, как кто-то хлопает меня по плечу. Помощник повара отдает мне тарелку. У него под носом пучок волос, что придает ему высокомерный вид.

— Кто это научил тебя так резать фасоль?

Я застываю, держа в ледяной воде редиску.

Снова удар по плечу:

— Тут тебе не ваша Тмутаракань, тут готовят, а не коров пасут. — Содержимое тарелки отправляется в мусорное ведро. Он четко произносит у меня над ухом: — Режешь фасоль вдоль, и быстро, иначе хуже будет.

Я кладу перед собой разделочную доску и режу каждый стручок. Слышу, как помощник, ворча, обращается к повару:

— Повылезают из своей дыры и думают, что готовят по-царски.

Шеф-повар ничего не говорит. Как, впрочем, и всегда. Когда он взял меня на подработку, то просто спросил: «Ты уверен, что это ремесло тебе по душе?» Я скрыл от него, что учусь. Я оробел, когда увидел шикарный зал, диваны красного бархата, темное дерево, мрамор и множество зеркал. Он вяло пожал мне руку, наш разговор его не интересовал. Он даже не смотрел на меня, занятый тем, как накрывают столы. Я впервые увидел, как гладят скатерти. Один из официантов протирал уксусом столовые приборы.

Шеф-повар, не поднимая головы, рассказывал мне о новой кухне, об обезжиренных подливках, о быстрой варке, о том, что они подают овощи с грядки. Он говорит только о гастрономическом справочнике «Ги и Мийо», в котором ресторану в прошлом году дали отличную характеристику. Гид «Мишлен» — дело иное, это его голубая мечта, на кухне о нем заговаривать запрещено. Шеф-повар давно ждет, когда же ему присвоят звезду, он «Мишленом» и восхищается, и ненавидит его.

Как только заходит какой-нибудь важный посетитель, на кухне начинается настоящий ажиотаж. Шеф-повар снует туда-сюда, все держит под контролем. Сам раскладывает закуску и сто раз напоминает метрдотелю, чтобы тот уделил особое внимание определенному столику. «Клиент долго изучал меню?» «А что-нибудь просил уточнить?» «Не знал, какое блюдо выбрать?» «Почему выбрал дежурное блюдо, а не предложение от шеф-повара?» «С ним обговорили винную карту?» «Бокал какого вина он заказал?» Иногда шеф-повар украдкой наблюдает за клиентами из-за барной стойки. Кажется, этого он уже видел. Или не видел? Он задает вопрос официантам, а те уже не знают, куда бежать.