Взрослые игры

На «ДиСР» Крюгер были видны следы слез. Из ниоткуда появился носовой платок. Марк Редкин подтянул стул поближе, но не вплотную к столу Шупер.

– Временное перемирие, окей?

Сердце ушло в пятки. Интересно, есть ли в офисе кто-то еще?

– Вытрите лицо, пока страницы не испачкались. И не волнуйтесь об этом. Много кто пытался понять эту глупую книгу. – На его красивом лице читалась озабоченность. Голос был нежным, теплым.

– М-мне нужно было… Я просто должна была, эм… Он вздохнул, потом встал, закрыл книгу и выключил компьютер.

– Думаю, на сегодня достаточно. Все кипит, воспоминания обжигают, взгляд туманится. Это приказ, Кейт. Идите домой, погуляйте, поужинайте, посмотрите реалити-шоу, соберитесь с силами.

– Но…

– Оставьте это. – Он покачал головой. В его взгляде была грусть? – Обещаю, у нас еще будет возможность попробовать все снова. У вас еще будет такая возможность. Идите. Достаточно с вас на сегодня.

Видите? Это было почти, как если бы он меня проклял.

Так они и управляют вами.

И только когда Брюс кинулся ко мне с приветствиями, меня осенило. Конечно, он знал. Марк Редкин знал обо всем.

И все же, в этом знании, он был полностью рядом. Он меня понимал.

Он в твоей голове, Кэти. Выбрось его оттуда. Будь холодна, будь умна.

Перед ужином я приняла ванну и все это время говорила сама с собой. Я многому научилась у своего старика-отца: что делать, что не делать, как уворачиваться, как лгать. Мой старик был ходячий кладезь мудрости. Но в конце концов я научилась главному, и это был лучший урок – никогда не приходить на перестрелку с ножом.

6 марта, воскресенье

Оливия

Вода свободно бежала по ее голеням. Горячая. Когда ванна грозила переполниться, Оливия вытаскивала затычку, чтобы спустить немного воды. При этом она не закручивала краны. Через какое-то время она убрала затычку и позволила воде набираться и стекать одновременно. Она подумала, что это – метафора, но точно не знала, для чего.

– Оливия?

Она погрузилась с головой. Голос раздавался очень издалека.

– Ты начала свою лабораторную по физике? Я сделаю синопсис поэмы, когда вернусь, но с физикой разбирайся сама.

У Оливии уже был один хвост по лабораторным, и один – по продвинутому курсу математики, о чем Кейт не знала. А еще это дурацкое выпускное эссе. Он сказал, что поможет.

Поможет.

Она нырнула еще раз, а потом принялась выбираться из ванной. Медленно, потому что когда двигалась быстро, у нее начинала кружиться голова. Иногда.

Обернув полотенце вокруг головы, Оливия принялась вытираться насухо. При этом она всегда чувствовала его шепот на своей коже и улыбалась.

Она тщательно натерла тело маслом с ароматом корицы. Марк любил корицу больше всего. Закончив с этим, девушка завернулась в снежно-белое полотенце, проглотила, не запивая, таблетку и направилась обратно в спальню.

Стук.

– Ты готова? Извини, просто хотела уточнить, что ты хочешь… – Кейт вошла.

– Все нормально. – Оливия пожала плечами и прошла в гардеробную. Он любил, когда она носила платья и только платья. Она уже довольно давно не покупала ничего нового. Весенние коллекции раскупили уже много недель назад. Оливия вспомнила, как она мечтала повеселиться, проведя Кейт по всем своим любимым магазинам. Еще она вспомнила, как искренне счастлив был Мэтт, увидев ее на вечеринке в ресторане. Когда-то она даже была вроде как влюблена в Мэтта. Очень, очень давно.

– Я собираюсь принести индийско-вьетнамской еды из этого нового места, которым бредит Джонни. Ты как, вернешься на ужин? Мы с Брюсом будем ждать.

– А где он, наш бесстрашный защитник?

– Анка взяла его на прогулку, а потом она уйдет. – Кейт не отходила от двери, а Оливия продолжала пялиться в шкаф.

– Значит, индийско-вьетнамская? – Может быть, фиолетовое кашемировое платье. Его он еще не видел. – Конечно, звучит хорошо, особенно если Джонни говорит так.

Кейт шагнула к кровати и бросила в Оливию маленькую подушечку.

– О, тема Джонни нас чуть-чуть раздражает, да? – Оливия подняла подушку и швырнула ее в подругу, а потом и еще одну. На короткое мгновение они снова стали прежними. Но в броске полотенце Оливии соскользнуло.

Подушка упала под ноги Кейт. Кейт не нагнулась за ней для нового броска. Она выглядела пораженной.

– Оливия, о боже.

Оливия повернулась к зеркалу. Синяки и крохотные шрамы – дюжины. Некоторые были розовыми, некоторые – красными, другие в этом свете казались серебристыми. Он сказал, что ее тело – это его холст. Она неделями не смотрелась в зеркало. Она старательно старалась не замечать. Теперь Оливия не могла остановиться. Кейт шумно втянула воздух, но молчала. Синяки были ужасны. Они цвели и переливались различными оттенками. Парочка свежих и красноватых, а самые старые – словно увядшая радуга. Но дело было не в синяках, они исчезнут. Дело было в исполосовавших ее шрамах… Такие уродливые, уродливые!

Ее глаза наполнились слезами.

– Оливия… боже.

Та завернулась в полотенце и обернулась к подруге.

– Я люблю его, Кейт.

Кейт шагнула к ней, потом остановилась.