Взрослый мир императорских резиденций. Вторая четверть XIX – начало XX в.

Тем не менее, дочь Николая I Ольга Николаевна оценивала характер религиозного воспитания царских детей как достаточно формальный. Она объясняла это тем, что «нас окружали воспитатели-протестанты, которым едва были знакомы наш язык и наша церковь»⁷⁶⁴. Вместе с тем следует отметить, что воспитательный процесс в царской семье предусматривал существенную разницу в подготовке цесаревича и его сестер.

Дело в том, что, по сложившейся практике, дочери российских императоров рано или поздно становились супругами протестантов. Возможно, поэтому их приобщение к православной религии носило, пожалуй, формальный характер.

Николай I сделал очень много для изменения религиозной жизни Российского императорского двора, однако надо признать, что ему так и не удалось переломить формального отношения к православным канонам в придворно-аристократической среде. Пышные богослужения в дворцовых домовых храмах по большей части являлись только необходимой частью пышных дворцовых церемоний. В них не было самого главного – искренней веры. Фактически придворные религиозные службы носили характер светской церемонии.

Личный авторитет императора и его религиозность, безусловно, дисциплинировали присутствовавших в Большой церкви Зимнего дворца. Как упоминала А.Ф. Тютчева, «все стояли прямо и вытянувшись», «члены императорского дома… держали себя в церкви примерно»⁷⁶⁵. Отсутствие на церковной службе или опоздания сурово и немедленно пресекались Николаем Павловичем. Например, в апреле 1834 г. камер-юнкер А.С. Пушкин нарушил этикет, не явившись в придворную церковь «ни к вечерне в субботу, ни к обедне в вербное воскресенье». После этого он немедленно получил приказ явиться для объяснений. Сам поэт писал: «Однако ж я не поехал на головомытье, а написал изъяснение»⁷⁶⁶

.

Но и при грозном императоре во время длинных служб великие князья периодически умудрялись выскакивать из церкви «перекурить» на церковную лестницу. Поэтому 28 апреля 1847 г. издается высочайший указ о категорическом запрете употребления «табаку в церквах во время отправления службы». После смерти императора Николая I весь строгий порядок очень скоро нарушается: «Каждый мог запаздывать, пропускать службу по желанию, не будучи обязан никому отдавать отчета»⁷⁶⁷.

Как и каждый православный, Николай Павлович периодически исповедовался своему духовнику Н.В. Музовскому (1772–1848). Его он «получил» от матери и старшего брата Александра I, память о котором Николай Павлович глубоко чтил. Однако, видимо, облик и личностные качества Музовского претили Николаю I. Об этом косвенно свидетельствуют его слова, произнесенные в 1848 г. после назначения Бажанова на место умершего Музовского. После первой исповеди у нового духовника Николай I сказал семейству, что он «первый раз в жизни исповедовался». Сам Бажанов писал, что он не знает, что эти слова означают, но предположил, что «государь не исповедовал своих грехов перед духовниками, и духовники не предлагали ему вопросов, а прочитывали только молитвы пред исповедью и после исповеди»⁷⁶⁸.

О личностных предпочтениях Николая I свидетельствует и то, что в 1841 г. именно В.Б. Бажанову, а не Музовскому поручается приобщить будущую императрицу Марию Александровну к таинствам православной церкви. Императрица Александра Федоровна, невольно сравнивая происходящее, отмечала, что «конфирмация моей невестки, цесаревны, совершалась совершенно при иных условиях: она нашла здесь прекрасного священника, который объяснил ей слово за словом все догматы и обряды нашей церкви…»⁷⁶⁹. Тем не менее, в завещании, составленном Николаем Павловичем в 1844 г., «отдельным пунктом» выражена благодарность «отцу-духовнику» Музовскому «за его верную долговременную службу; душевно его почитав»⁷⁷⁰.

Мы можем предположить, что Музовский изначально не устраивал царя, но снять его с должности означало пойти против воли Александра I, чью память чтил Николай I. В результате только после смерти Музовского в 1848 г. В.Б. Бажанов стал духовником не только цесаревича Александра Николаевича, но и Николая I.

Современники неоднократно отмечали глубокую личную православную религиозность Николая I. Так, графиня А.Д. Блудова писала, что «Николай Павлович – самый православный государь из царствующих над нами со времен Федора Алексеевича»⁷⁷¹. В этом контексте особенно весомо звучит фраза Николая I, которую он произнес в ходе своей предсмертной беседы с В.Б. Бажановым о вере: «Я не богослов; верую по-мужицки»⁷⁷². И эта твердая мужицкая православность добавляет новый важный штрих к облику самодержца Николая I.