Warm. Генезис

Хорошую новость Валера и Ольга отметили пивом. Было оно теплым, потому что им решили не занимать холодильник, оставив в нем место для более важных продуктов. Раны на руках жены затягивались и не пугали уже так, как в первые дни. Обожженная кожа слезла, а новую, молодую и чувствительную приходилось держать под повязками, чтобы она не сохла и не лопалась. Ольга спокойно управлялась руками, будто с ними ничего не произошло. Чтобы продемонстрировать мужу лишний раз свою трудоспособность, она сама открывала банки.

— Ой, что-то меня накрыло это теплое пиво, — призналась она, допивая третью банку.

— Меня тоже. С голодухи что ли такой неустойчивый стал? — Валера поднялся, чтобы сходить в туалет и понял, что его штормит, — Оно вообще свежее? Мы не отравились случайно?

Ольга рассмеялась.

— Давно мне не было так беспечно хорошо, пусть даже и под алкоголем.

Они легли спать без сил и мгновенно уснули. Валера провалился в забытье, которое спустя некоторое время превратилось в тревожный кошмар. Он преследовал его, вцепившись щупальцами в сознание и даже начал звать голосом дочери.

— Пап, пап, пап, пап, пап, — твердил он шепотом, разъедающим мозг.

Валера резко сел на кровати. В лицо ему светил фонарь. Сердце у него билось, будто он всю ночь бежал марафонскую дистанцию.

— Пап, — раздался голос дочери из-за круга света. — У меня голова кружится. И у Есении тоже. А вы с мамой громко дышите.

Валера только сейчас заметил, что он дышит глубоко, но надышаться не может. Ольга спала, но во сне тоже дышала тяжко. Ее грудь высоко вздымалась и резко опадала. В голове будто остался алкоголь, думалось тяжело, мысли никак не хотели собраться вместе. Он встал и первым делом, на выработавшихся рефлексах отправился в подсобку.

— Иди в спальню, я сейчас приду, — приказал он Агате.

Дочь подчинилась. Свет ее фонаря заметался по дому, удаляясь в сторону детской спальни. Валера подошел к двери подсобки, послушал шум за ней. Там было тихо. Отворил и собрался сделать шаг внутрь, но первый же вдох вызвал сильное головокружение. Он потянул дверь на себя, не выпуская ручки, а когда она захлопнулась, ноги его подкосились, и он упал без сознания.

Глава 12

Глава 12

Дождь застал Кирилла на открытом пространстве. Старец снял со спины ящик, сел на него, поджав ноги, и накрылся плащом. Дождь часто замолотил по грубой ткани. Он должен был смыть следы, оставленные Кириллом на земле, что в противовес разверзшимся хлябям грело душу. Под монотонный шум дождя хорошо думалось.

Кирилл предполагал, что натура некоторых людей допустит подобный способ пропитания, как людоедство, но не думал, что в такой бесчеловечно — обыденной форме. Они не были похожи на людей, стоящих перед выбором съесть ближнего своего или умереть и это вызывало сильное неприятие, из — за чего Кирилл почувствовал подступающую тошноту. Христианская мораль не давала ему испытывать полную чашу ненависти, но руки непривычно чесались взяться за оружие.

Соседство людоедов с их монастырем было нежелательным и в будущем грозило конфликтом на почве неприятия каннибализма. Какой бы ни была терпимой мораль, но такое уродство не могло лежать в основе восстанавливающегося человечества. Кирилл подумал, каким наивным он был несколько дней назад, решив, что разведение кошек одно из важнейших дел для восстановления живой среды планеты. Впервые за свою долгую жизнь он подумал, что убийство не совсем грех. Тот, кто оценивал человеческую жизнь исключительно, как источник пропитания, никак не мог считаться человеком.

Кирилл оказался на распутье. Переживая за родную общину, живущую в неведении, он готов был отказаться от своей первоначальной цели. Принять это решение однозначно ему мешали мысли о том, что он, не пройдя и тридцати километров, собрал такую информационную базу, что, одолев запланированный путь, превратится в ее кладезь, определяющий дальнейшее развитие монастырской общины. Как оказалось, жила она в полном неведении о происходящем вокруг, в слепой вере общей идеи восстановления мира после катастрофы. А кто-то просто хотел есть.

Кирилл передернул плечами и чуть не свалился с ящика. Идти или остаться, должен был решить жребий.

— Мальчик — иду, девочка — возвращаюсь, — проговорил он мысль вслух.

Чтобы опыт был более чистым, Кирилл закрыл глаза и наощупь открыл дверь ящика, за которой находились котята. Он уже их всех знал, а потому мог намеренно обмануть себя, выбрав желаемый вариант. А желал он в большей степени возвращения, считая, что получил достаточно приключений на свою старую задницу.

Рука нащупала теплый комочек, который недовольно запищал, оказавшись в руках. Кирилл раскрыл ткань, чтобы свет помог ему разглядеть гендерные отличия кошки.

— Мальчик, — произнес он почти огорченно.

Вернул котенка на место и глубоко вздохнул.

— Значит, такая у меня миссия, — принял он выбор жребия. — Суждено вам, ребята, вырасти вдали от дома.