"Windows on the World"

Меня зовут Дэвид Йорстон, и мой отец вот-вот превратится в супергероя. Он без конца это отрицает, но его мутация неизбежна. Еще пару минут назад он подражал мухе: такие знаки не обманывают.

– Нет, Дэвид, я не супермен! Хотел бы я им быть! Думаешь, я сильно горжусь тем, что я – это только я?

Классическое запирательство. Люди, наделенные супервозможностями, всегда выдают себя за слабаков, так они сохраняют свободу маневра и автономию действий. Доносится сильный запах шоколада. М-м-м.

– Это автомат на 108-м этаже, – говорит Лурдес. – Он плавится.

ОК, ну и вонища. Папа бегает кругами, как мутант в клетке. Вот тут-то он и замечает камеру слежения: серую коробочку на потолке. Он бросается к ней, размахивая руками, как мельница.

– Эй! Мы здесь! Йо-хо!

Он показывает Джерри в объектив, потом поднимает и меня. У меня даже синяки на бицепсах, так сильно он меня сжал. Наверно, его суперсила активируется.

– They can see us! Hello there![95] Заберите нас!

Он подпрыгивает, поворачивая камеру к двери, и показывает на нее пальцем.

– Look at the door! OPEN THE DOOR![96]

Папа пляшет пого, прямо все перчики Red Hot в одном лице. Но эти маленькие камеры, они без микрофона, так что нечего орать как ненормальный.

Несколькими сотнями метров ниже, в безлюдном центре слежения, на одном из черно-белых настенных мониторов возник жестикулирующий мужчина лет сорока, с двумя детьми, и сидящая у стены молчаливая женщина с лицом цвета кофе с молоком. Другие камеры теленаблюдения показывали опустевшие офисы с разбитыми стеклами, застрявшие лифты с обугленными трупами, полные дыма коридоры, холлы, затопленные автоматическими противопожарными системами, лестницы, забитые сотнями людей, цепочкой спускающихся вниз, навстречу сотням тяжело дышащих пожарных. Тысячи красных лампочек мигали на стенде перед пустыми креслами. Если Бог вообще существует, я спрашиваю, какого черта он делал в этот день.

9 час. 32 мин

Я пристаю ко всем встречным с одним и тем же вопросом:

– Have you been to «Windows on the World»?[97]

И все глядят на меня недоверчиво и растерянно.

– Зачем опять вспоминать этот ужас?

Из уст француза вопрос казался неприличным, вуайеристским. Я хотел разбудить ресторан-призрак. The Ghost diner. Тогда я вновь начинал изображать испанца:

– Ma que esta muy interessante and I lova youra countrya. Penelopa Cruz she's hot, no? ole, ole![98]

Многие ньюйоркцы в один голос говорили, что перестали любить голубое небо над городом. Хорошая погода здесь – больше не синоним безмятежности. Моя книга могла бы называться (подмигиваю Хантеру Томпсону) «Страх и ненависть в Нью-Йорке». Департамент внутренней безопасности советует всем запастись пластиковой пленкой и клейкой лентой, чтобы перекрыть приток воздуха в случае химической или бактериологической атаки.

Сегодня я снова иду в город, поднимаюсь вдоль реки Гудзон; у 86-го пирса стоит на приколе гигантский авианосец «Неустрашимый». 25 ноября 1944 года он подвергся атаке двух японских самолетов с пилотами-камикадзе. С тех пор его превратили в Музей военно-воздушных, военно-морских и космических сил. На самом деле это настоящее святилище американской национал-милитаристской пропаганды. На стене у входа я читаю девиз US Air Force: «Aim high» (целься точнее). Немногочисленным посетителям – мальчишкам с мороженым в руках да нескольким неуверенным японцам – крутят фильмы во славу US Army. Сам я пришел сюда из-за куска фюзеляжа от рейса № 11 «Америкен эрлайнз», он выставлен под стеклом в трюме авианосца. Я несмело приближаюсь к реликвии. Подано очень торжественно. В плексигласовом кубе, на слое серого пепла, собранного на Граунд Зеро, бережно выложены несколько сломанных предметов: развороченный ноутбук, отпечатанные на ротаторе листы с пятнами засохшей крови. А в центре – обугленная стальная пластина величиной примерно в квадратный метр: передо мной лежит все, что осталось от «боинга», врезавшегося под «Windows on the World». Искореженный, исполосованный, горелый кусок металла. Посередине можно опознать овальную дыру в расплавленном алюминии: иллюминатор. Все посетители подходят к этому окну в пепел. Window on the dust. Я наклоняюсь, я в нескольких сантиметрах от рейса № 11, не будь стекла, я бы мог потрогать первый самолет Одиннадцатого сентября.

Никогда я не стоял так близко к морю крови.

9 час. 33 мин

Как Иисус не спас меня