"Windows on the World"

Над городом идет снег. Тротуары покрываются белой пудрой, она летит на асфальт с неба, как Одиннадцатого сентября, только на этот раз она естественная. Со смотровой площадки на вершине Эмпайр-стейт-билдинг город выглядит так, словно покрыт белым чехлом, как диваны в заколоченном загородном доме. Но доносится вой полицейских сирен, рокот и вибрация большого города. Мало кто из туристов решился прийти сюда сегодня утром; ледяной ветер метет поземку, режет глаза. Из громкоговорителя несется песня Эллы Фицджеральд: «In my solituuuude, you hauuunt me». Панорама размыта, но, приглядевшись, я могу отличить камень от воды, даже вижу волны на поверхности Ист-Ривер, округлые черно-белые складки. Над моей головой – шпиль Эмпайр-стейт-билдинг, к нему, по замыслу, должны были швартоваться дирижабли. Он похож на стрелу Эйфелевой башни, которую американцы пытались превзойти с 1899 года: этот шпиль превзошел ее в 1931 году. Я обхожу всю площадку: за снежной стеной видны дымящие трубы, словно Нью-Йорк – это гудящая кузница, завод с десятью миллионами рабочих. Разные оттенки серого громоздятся пластами под белой, словно сахарная пудра, скатертью, а потом вдруг – оранжевое пятно: брезент вокруг строящегося здания; или позолоченное пятно: купол какого-нибудь небоскреба; или серебристое пятно: отливающий перламутром «Крайслер» в снежной вате. Влюбленная парочка просит сфотографировать их. Я их ненавижу. Их беззаботность хлещет меня по щекам, словно ледяной воздух. Мне хочется схватить девицу за меховой воротник и заорать ей в лицо:

– Пользуйся, пока можешь! В один прекрасный день он пойдет по бабам с приятелями, а ты будешь изменять ему в гостинице с коллегой по офису. В конце концов ты его бросишь, и кто будет хранить фотку, которую я сделаю? Да никто. Только понапрасну тратить пленку, которая будет валяться в обувной коробке где-нибудь в глубине шкафа.

На чемпионате мира по вредности я бы точно занял призовое место. Но я, конечно, молчу и увековечиваю их поцелуй перед объективом. Потом, обернувшись к югу, еще раз убеждаюсь, что обеих башен больше нет. Эмпайр-стейт-билдинг может быть доволен: он снова стал вершиной города. Тридцать лет два здания пытались оспорить его владычество, но теперь все кончено: семидесятые умерли. Эмпайр-стейт с его 381 метром снова господин. От игры света пейзаж каждую секунду меняется. На севере здание Pan Am Building сменило название: MetLife, пишу имя твое. И RCA Building теперь зовется GE Building. Три вещи придают горизонту новый облик: облака, теракты и смена торговых марок.

9 час. 35 мин

Война за воздух. Здесь командуют легкие: выйти, хотя бы высунуться по пояс в окно, не сидеть в этой духовке. Джеффри помогает коллегам из Risk Water Group отыскать хоть глоток кислорода в «Windows on the World». Залезть на стойку бара. В холодильник на кухне. Встать у окон северного фасада. Пожар бушует. Другие сотрудники компании сумели дозвониться в пожарный департамент, оттуда повторили инструкции: «никуда не уходите, мы сейчас будем». Как будто можно отсюда уйти. Джеффри ищет воды, но в кранах ее больше нет, и тогда он переворачивает висящий на потолке вазон, чтобы намочить для своей группы салфетки. Он срывает красные занавеси, чтобы перекрыть дым или хотя бы устроить фильтр. Он машет скатертями из окна, откуда свешиваются люди, зовущие на помощь. Джеффри больше не страшно. Он становится героем. Он переворачивает столы в громадную лужу, чтобы друзья могли выйти в коридор и их не убило током: в этом болоте мокнут оголенные провода.

Он и вправду сделал все, чтобы помочь другим, прежде чем попытать счастья самому. Ему хотелось осуществить свою идею, к тому же, быть может, ему осточертело смотреть, как умирают любимые люди, которых он не может спасти. Он хватает занавес за четыре угла (по два в каждом кулаке) и прыгает в пустоту. Вначале ткань надувается, словно парашют. Друзья придают ему смелости. Он видит их полные ужаса лица. Скорость растет. Руки не выдерживают, нагрузка слишком велика, занавес складывается пополам. А ведь он занимался парашютным спортом в Аспене, он умеет использовать восходящие воздушные потоки. Но он падает камнем. Как бы я хотел рассказать, что он спасся; но меня бы стали упрекать за то же, за что и Спилберга, у которого в газовых камерах шла вода из душа. Джеффри не удалось изящно приземлиться на кончики пальцев. Его несчастный кусок ткани за несколько секунд превратился в факел. Джеффри буквально взорвался на мостовой, убив пожарного и обожженную женщину, которую тот выносил. Жена Джеффри узнала о его смерти от его любовника. Иначе говоря, узнала одновременно и что он бисексуал, и что он умер. Для рассказа о занимательных приключениях я выбрал неудачный сюжет.

9 час. 36 мин