Гуарани вздохнул третий раз и жалобно произнес.
— У тебя дурацкий коктейль, Каури. От него все внутри стало замороженное, как после наркоза. Иисус и Мария! Ну почему так, и почему именно сегодня?!
— Нормальный коктейль, — возразила лейтенант контрразведки, — главное, у тебя теперь мотор не сломается от нервов. Но ты, все-таки попробуй сказать что-нибудь дельное.
— Я не знаю, что говорить! У меня в голове только одна мысль: я этого не хотел!
— А чего ты хотел? — ехидно спросил Хекко, — ты, между прочим, заварил всю эту кашу. Зачем ты связался с долбанными плутократами — гринго и арабами, с Объединенными Нациями, Всемирным банком, и Альянсом? Ты сидел в Париже и сговаривался с этим сраным говном! Для чего? Чтобы получить вот это президентское место. Что же ты не радуешься, Маноло? И не изображай, что ты не знал, как это будет. Хубо дважды тебе говорил по телефону: «Брось это, Маноло, я не уступлю тебе Порт-Роал, я сделаю там Сталинград». Ты знал, что Хубо всегда выполняет такие обещания, но ты лез сюда.
— Я надеялся, что он отступит! — воскликнул Гуарани, — он всегда говорил, что воевать против стократно превосходящего противника, это ужасная глупость! Он критиковал президента Эббота за приказ «Не отступать и сражаться!», из-за которого 8 лет назад международные силы разбомбили Порт-Роал в ходе штурма! Я надеялся…
— Хубо, — перебила Каури, — всегда делал то, что обещал. Он обещал не повторять той ошибки, которую сделал Эббот — и не повторил. Он обещал превратить Порт-Роал в Сталинград, и стало так. Сделанного не вернешь. Мы договорились восстанавливать Агренду. Хватит хныкать «я этого не хотел!». Соберись и думай о конструктивном!
Президент прикрыл глаза ладонями и молча покачал головой.
— Что вы все на него наехали! — воскликнула Чиа Илкли и, сделав шаг к дивану, быстро присела на корточки рядом с президентом, — Тебе плохо, да, Маноло?
— Плохо, это еще слабо сказано, Чиа.
— Я тебя понимаю, — сообщила юная британка, — Знаешь, мне тоже недавно было очень плохо. Я сидела на крыше и просто хотела умереть, ты представляешь? Потом я вдруг набрала номер телефона, не важно, какого и там нашлись люди, незнакомые, которые протянул мне руку через весь Атлантический океан. Они просто говорили со мной. И получалось, что жизнь совсем не такая плохая штука. Я тебя очень хорошо понимаю, потому что у каждого так бывает. Я не знала Хубо Лерадо, но ты ведь его знал. Тебе, наверное, очень тяжело, что вы расстались врагами, а он умер, и вы теперь никогда не помиритесь, но я знаешь, что думаю? Ты веришь в бога, веришь, что там, что-то есть. Вообще, я тебе завидую. Я вот не знаю, верю я или нет. Но главное, ты веришь, а это значит, ты можешь подумать об этом человеке, как будто он где-то далеко, но он тебя услышит, если ты очень захочешь. Он тебя услышит, он увидит, что ты делаешь, и он скажет: «Если бы я был жив, мы бы помирились». По-моему, это будет правильно.
— Когда-то мы с Хубо спорили, — тихо отозвался Гуарани, — Мы были очень молодые, примерно как ты сейчас, и была большая компания. Мне трудно все это вспомнить.
— А ты вспомни, — предложила Чиа, — у тебя получится!
— Ты так думаешь? — неуверенно спросил он.
— Ну, конечно! Ты начал это вспоминать, значит, можешь вспомнить дальше.
— Да, наверное, могу. Хотя, мы говорили столько глупостей. Мы все были наивными. Сплошная чепуха в голове. Мы ходили в кино с девчонками, а потом скидывались по мелочи на банку домашнего вина и лепешки с курой. Была забегаловка с навесом из брезента, с деревянными скамейками, и с дансингом. Мы там болтались по вечерам…
Лейтенант Каури Селлэ выразительно показала пальцем на часы.
— Мне жаль, Маноло, но надо прерваться. Пора выходить, чтобы люди тебя увидели.
— Хорошо, — сказал он, одергивая все еще задранный левый рукав.
— Тебе помочь встать? — спросил командор.
— Спасибо, Хекко, я сам, — Гуарани неуверенно улыбнулся, встал на ноги и покрутил головой, — Я еще молодой дядька, даже мяч могу гонять по полю. Что, если завтра…
— Маноло, пошли, — сказала Каури, — опаздывать с выходом просто неприлично.
— Пошли, — согласился президент, — я, кажется, уже почти в порядке.
Формальная часть церемонии никого особо не заинтересовала. Один бойкий дедушка, фермер с озера Энотанг, уверенно изобразил председателя избирательной комиссии и, зачитав количества голосов за и против, пожал руку Гуарани, поздравляя с избранием. Наступила пауза. По протоколу, сейчас, перед второй формальной частью (присягой), президент должен был изложить нечто содержательное. Публика уже настроилась…
Гуарани окинул взглядом трибуны и произнес: