— Конкретно, я предлагаю демократизировать республику Сан-Томе и Принсипи. Это группа островов общей площадью тысяча квадратных километров, и населением около двухсот тысяч, расположенная в Гвинейском заливе, в стратегически важном районе с крупными запасами морской нефти. Вооруженные силы менее тысячи человек, они не готовы к серьезным боевым действиям. Наша операция там займет всего один день.
— Но, — возразил Ребюф, — Сан-Томе и Принсипи считаются по африканским меркам не диктаторской, а демократической страной. Мировая общественность нас не поймет.
— Поймет, — спокойно ответил шеф Интерпола-2, - если мы правильно объясним. Надо указать общественности на то, что по 7-балльной шкале демократии, показатель этой страны всего 2 балла. Да, это неплохо на средне-африканском фоне, но это все равно недопустимое политическое состояние. Кроме того, коррупция чиновников и подкуп избирателей превращают демократию в фарс. Так или иначе, операция на Сан-Томе и Принсипи будет не менее обоснована, чем все подобные операции за полвека. Для нас главное, это стратегическая роль района. Операцию следует проводить внезапно, без предупреждения, а санкцию Совбеза ООН получать постфактум. Это оптимально.
Наггерт задумчиво погладил свой чисто выбритый квадратный подбородок.
— Это очень интересное предложение, мистер Штомек.
— Мистер Наггерт, — осторожно произнес Басвил, — коммерческая выгода тут, конечно, высока, но пресса тоже об этом знает, и структуры ООН и Альянса будут обвинены в грабеже ресурсов независимой страны под прикрытием гуманитарной операции.
— Бросьте, — финансист махнул рукой, — все люди, у которых есть мозги, и так отлично понимают, что мотивы всегда экономические, а демократия вторична, хотя, конечно, демократические реформы там надо будет провести, не так ли, мистер Штомек?
— Безусловно, так, мистер Наггерт. Я хочу добавить, что три четверти граждан у нас в первом мире, поверят в гуманитарные мотивы, поскольку они никогда не анализируют ситуацию, а просто смотрят TV. Опросы общественного мнения показывают, что для среднего гражданина США и ЕС нет противоречия в том, что силовые операции ООН, проводятся не в тех странах, где наиболее грубо нарушены права человека, а в тех, где правительство нелояльно к доминантным мировым державам, и при этом не обладает значимой военной силой. Сан-Томе и Принсипи четко отвечает второму критерию.
— А первому? — спросил Ребюф и добавил, — мне кажется, они довольно-таки лояльны.
— Но они не абсолютно лояльны, — ответил шеф Интерпола-2, - поэтому, я предлагаю не миндальничать, и не ждать, пока нелояльность возрастет, а воевать на опережение.
— Воевать? — скептическим тоном переспросил француз.
— Да, воевать. Война уже идет, если вы заметили. Можно называть это новой Холодной мировой войной, или глобальным террористическим конфликтом, но чем скорее наши правительства поймут, что пора восстанавливать силовые структуры 1970-х, с учетом современных технологий, тем меньше вероятность, что противник, восстановит линию Хрущева, и возьмет реванш за поражение в Холодной войне.
— Противник, это кто в данном случае? — поинтересовался Басвил.
Шеф Интерпола-2 медленно, со значением, кивнул головой.
— Четкий и вовремя поставленный вопрос, коллега! В принципе, ответ сформулировал президент США Джордж Буш младший в 2001-м году, после атаки 9/11. Противник в условиях информационной эры имеет тысячу имен, или, что равнозначно, не имеет ни одного имени. Противник не имеет стабильной территории, национальности, религии, идеологии. Единственное стабильное свойство противника, это то, что он — противник. Джордж Буш в 2001-м обозначил новую мировую войну, как войну с терроризмом, не определяя каких-либо особых примет терроризма. Я сейчас просто уточняю термин, и говорю: мы сейчас в состоянии войны с противником, не имеющим особых примет.
— Это пахнет паранойей, — скептически заметил британский разведчик.
— Правда? — ехидно откликнулся шеф Интерпола-2, - Может, мне привиделось, что ваша страна была атакована межконтинентальными баллистическими ракетами с пассивным радиационным зарядом, и мне привиделась паника в Лондоне, унесшая сотни жизней?
— Это, конечно, аргумент, коллега Штомек, но… Черт! Меня учили, что аналитическая работа начинается с установления вероятного противника.
— Меня тоже, — шеф Интерпола-2 скупо улыбнулся, — и, похоже, коллега, что нам с вами придется переучиваться на ходу. A la guerre comme a la guerre. Иного нам не дано.
Зазвонил спутниковый телефон Наггерта. Финансист взял трубку, выслушал короткое сообщение, ответил: «Отлично! Я обещаю всей вашей команде премиальные. Звоните немедленно, как только приземлитесь. О грузе никому в аэропорту не сообщайте». Он снова положил трубку на стол и пояснил:
— Наш «CASA-Nusantara» на подлете к Мальте. Я надеюсь, локальные спецслужбы не устроят досмотр из-за совпадения марки самолета с той, что фигурирует в скандале.
— На месте мальтийцев, — ответил шеф Интерпол-2, - я бы сейчас досматривал все виды транспорта, а воздушное пространство закрыл бы вовсе.