XX век как жизнь. Воспоминания

Я тоже разозлился. А почему вы, ученые, молчите? Меня, моих друзей легко выгнать, мы заведуем только словами. А вы и ваши друзья заведуете оружием. Капицу, Келдыша, Харитона не выгонишь. Так что же вы молчите? Судьба Сахарова смущает? Потому что вы обрекли его на одиночество, позволили измываться над ним…

Крупно поговорили. Типичный кухонный разговор. Выпускание паров. Много было таких разговоров. Через двадцать лет они стали политикой.

* * *

С осени 1968 года Прага начинает отодвигаться на периферию моих забот. Согласно прогнозам, которыми я пугал начальство, ввод войск в Чехословакию отодвинет в неопределенность созыв Международного коммунистического совещания. Но я переоценил принципиальность коммунистических партий и недооценил возможности своей родной партии. Совещание открылось в Москве 5 июня 1969 года.

Политически и идеологически созыв Совещания упирался в две, как минимум, трудности. Во-первых, напряженность, разногласия, возникшие в результате чехословацкого кризиса. Во-вторых, опасения потенциальных участников, что Совещание превратится в судилище над компартией Китая. Относительно спокойное развитие событий в Чехословакии, гибкая политика ЦК КПСС позволили эти трудности преодолеть.

Организационно за подготовку Совещания отвечали венгерские товарищи. В Будапеште обосновался своего рода штаб. Его главная задача — создать условия для проведения встреч, на которых вырабатывался текст основного документа Совещания. Так что в эти месяцы приходилось больше жить в Будапеште, чем в Москве.

Документ рождался в муках. Было несколько заседаний рабочих групп, которые пункт за пунктом обсуждали содержание заявления. Вносились сотни предложений по формулировкам. Мы по привычке стремились идеологизировать документ. Но наши главные западные партнеры (французы, итальянцы, англичане и др.) предпочитали не выходить за пределы политических задач. Была, разумеется, и насыщенная культурная программа. Слишком насыщенная. Один из номеров: в коридоре партийной гостиницы Загладин, Жилин, Бовин и «мисс ЦК» Лариса Латышева исполняли танец маленьких лебедей.

А еще надо было сочинять выступление для Брежнева. Обсуждение проекта состоялось 13 мая. Докладчик подошел с наивной позиции «здравого смысла». Самое главное, сказал он, — это раскол коммунистического движения в результате действий китайцев. Но именно «китайский вопрос» как-то смазан. «Если уж мы будем говорить о единстве и в какой-то мере умолчим о расколе в коммунистическом движении, о всех сложностях, которые в нем возникли из-за Китая, так кто же мы тогда такие? Тогда мы действительно не марксисты. Я считаю, что наше выступление должно быть абсолютно бескомпромиссным. Только в этом случае оно будет носить ленинский характер. Если же мы будем приспосабливаться к тому, чтобы не ушел Лонго или чтобы румыны чего-нибудь нам не устроили, да австрийская партия, да австралийская, да Голлан, тогда уж не определишь, кто мы — центристы или кто-ни будь другой». И дальше: «Пусть слушают, пусть знают нашу точку зрения, лучше бы согласились. Но я прямо говорю, если пять партий не согласятся, — хорошо, добро пожаловать, дорогие, — внуковский аэродром, самолет, проводят, кому положено по протоколу, и езжай, объясняй своему рабочему классу — с кем ты».

Андропов и Пономарев согласно кивали.

Брежнева можно понять. Китайцы просто обнаглели. Спровоцировали большую кровь на Даманском. Но что касается окончательного текста, то конечно же крайностей там не было.

Брежнева смутил нажим на самостоятельность партий. Вот мы «все время говорим, что каждая партия сама решает, сама определяет, сама находит, сама выходит. Одним словом, без конца толкаем формулы, что каждая партия — это как будто разошлись хлопцы по национальным квартирам и не трогайте нас». Тут надо «найти пропорции». Не забывать об интернационализме.

Возражения вызвал и неконкретный подход к демократии. «А что, чехи были против демократии? За какую демократию, надо сказать… Хороша та демократия, которая служит рабочему классу, трудовому народу. Вот это и есть настоящая демократия, а не вообще демократия… Газета „Унита“ может писать против СССР, она может сожалеть о Палахе, она сожалеет, что Дубчека ЦК освободил. Я не могу согласиться с таким пониманием демократии. Если отделаться общими фразами, то это очень плохо».

И, как обычно, Брежнев протестовал против налета «академизма», требовал «ораторского» подхода, усиления ярких, ударных, «пафосных» моментов.

Среди замечаний членов политбюро выделялись замечания А. Н. Шелепина. Практически это был новый текст выступления. Не знаю, что подумал по этому поводу Брежнев, но мы решили, что «железный Шурик» еще не утратил надежд…

* * *

После совещания мы с женой отправились отдыхать в ГДР. Там все было в полном порядке. На севере мы жили на малюсеньком острове Фильм. Утром откроешь окно, а недалеко сидит здоровенный заяц…